Тинко
Шрифт:
— Не в себе? Это из-за пары монеток-то?
— Да, да, с башкой у него нелады. Боюсь, как бы на всю жизнь не осталось.
— Да вы же застрахованы, чего вам бояться?
— Так-то оно так, да если страховой агент узнает, отчего это у него, то тогда кто-нибудь другой…
— Не может быть, в порядке у парня голова, — прерывает его Лысый черт. — Поди ко мне, Маттес!
— Мартин! Мартином его зовут, — поправляет дедушка.
Лысый черт хватает меня за руку и приказывает:
— Шагай прямо по половице! Одну ногу ставь
Я не знаю, как быть. Дедушка думает, что у меня от водки голова кружится, и ободряюще кивает. Я осторожно ставлю одну ногу перед другой и, не шатаясь, прохожу по половице. Лысый черт и дедушка с напряжением следят за каждым моим шагом. Кимпель тяжело дышит. Я поворачиваюсь и шагаю обратно по половице.
— Ура! — кричит Лысый черт и наливает мне водки. — Это у него-то башка не в порядке? Глупости! Доктора всегда преувеличивают. Сперва наговорят с три короба: больной, мол, уже наполовину умер, — а потом, видите ли, они его вылечили и еще хвастают, какие они великие кудесники.
— Дело-то в том, — говорит дедушка и чешет в затылке, — что огольцы не желают больше играть друг с дружкой.
— Чего, чего они не желают? — И Лысый черт смотрит сперва на меня, потом на Фрица. — Ну, кто из вас сильней?
Фриц только ухмыляется, его большие зубы так и блестят. Я не знаю, что мне делать. Вдруг я хватаю дедушкин стакан и опрокидываю его себе внутрь.
— Ну и ну! Вот это да! — похваливает меня Лысый черт. (Дедушка ерзает на стуле и подкручивает усы.) — Неужто он и в остальном такой крепыш? А, Краске? — спрашивает Лысый черт и подходит ко мне.
Он хочет пощупать мои руки. Я отступаю. А дедушка расселся, будто он пришел сюда продавать бычка, и кричит:
— Стой, стой, Тинко!.. Вы его пощупайте, хозяин. Попробуйте, есть у него сила или нет. Дед да бабка у него неплохих кровей.
Лысый черт загоняет меня в самый угол возле двери, щупает мои руки и ноги:
— Есть, есть у него силенка! Что верно, то верно. Ну, а что ты поставишь, ежели мой его все-таки на обе лопатки положит? А, Краске-хозяин?
«Краске-хозяин» — слаще музыки для нашего дедушки. Он усаживается, будто в церкви.
— Хватайте друг дружку! — подзуживает нас Лысый черт. — Лупите! Все равно одному внизу лежать. Это так уж заведено: кто-то всегда внизу! Поколотите, отлупцуйте друг дружку — вот все и пройдет, и снова дружба навеки.
Фриц снимает второй чулок, засучивает рукава. Дедушка кивает мне.
— Предупреждаю вас, хозяин: мой Тинко полмешка картошки поднимает. Клянусь вам, полмешка… Давай куртку сюда, внучек, давай ее мне…
Я не отдаю дедушке курточку. Я нажимаю на ручку: дверь открывается, и я бегу прочь.
— Ах ты, разбойник! Куда это ты? — кричит мне вслед дедушка, вскочив со стула.
Но меня ему не догнать! Я уже на крыльце, спрыгиваю вниз и без оглядки несусь домой.
Ночью дедушка возвращается с песнями:
АЗначит, его дружба с Кимпелем снова налажена. Дедушка валится на кровать. Я притворяюсь, что сплю. Дедушка таращит на меня глаза:
— Так вот ты где! Сколько ж ты стаканчиков водки выпил? У Кимпеля глаза на лоб вылезли от зависти! Гм! Глянь-ка, а теперь спит, как сурок. В балансе оно что?
И снова дедушка затягивает песню:
А немец он каков…Бабушка просыпается:
— Батюшки мои! Да что ж это со стариком моим? Да разве можно людей пугать такими грешными песнями?
По божьей воле я пою, Как пташка под кустом… —снова поет дедушка. Но ему не хватает воздуха. Последние слова он уже говорит. Наконец дедушка гасит свет и зарывается в подушку. От него так и разит перегаром. Я отворачиваюсь.
Но дружба с Лысым чертом хоть и налажена, да, видно, не совсем. Дедушкина ложь торчит в ней, будто шип. И, конечно же, я виноват, что в дружбе появилась новая трещина.
— Жалко тебе было вчера вечером подраться?
— Жалко.
— Что? Ишь ты, еще учить меня вздумал! Я тебе покажу, как надо себя вести в приличном доме!
— Да ты спятил, старый! — вмешивается бабушка. — Нешто хорошо в гостях драться?
— Заткнись! Ничего ты не понимаешь! Делай свое дело. В балансе оно что получается? Иной раз и под себя сходишь ради приличия.
— Дедушка, я бы Фрицу рубаху разорвал.
— Да почему не разорвал-то?
— Не хотел, чтоб мне потом говорили, будто я во всем виноват.
— Что, что?
— Ты же сам говорил: у таких людей, когда что случается, всегда надо прикинуться, будто ты во всем виноват. Ты говорил: так оно приличней получается.
— Да вчера-то ничего не случилось, дурья башка! — кричит дедушка, бегая взад-вперед по комнате.
— А вот и случилось бы: я бы Фрицу рубаху разорвал.
— Да вы поглядите только, разбойник какой! — восклицает дедушка и хватает полено.
Дверь захлопывается. Полено с грохотом ударяется об нее. Я уже во дворе.
…Нет, не хочу я больше спать с дедушкой! Прошлой осенью я все боялся нашего солдата. Я даже не хотел оставаться с ним в одной комнате. А наш солдат мне ничего плохого не сделал. Он меня только один раз потряс немного за руку, когда рассада в парничке погибла. Но я и сейчас не хочу спать у нашего солдата. Нет, не хочу! Я хочу быть один, когда просыпаюсь и когда засыпаю.
— Бабушка, постели мне сегодня в чулане на чердаке.