Тирания экспертов. Экономисты, диктаторы и забытые права бедных

Истерли Уильям

Хайек отмечал, что в случае вспышек национальной ненависти особо уязвимыми оказываются этнические меньшинства, преуспевшие в сфере бизнеса или финансов. Зависть к успехам и национальные предрассудки превращаются в гремучую смесь. Государственная политика, например «экспроприация сверхприбылей» капиталистов, на деле может быть в большей степени направлена против национальных меньшинств [42] . Со временем обеспокоенность Хайека судьбами предпринимателей из числа национальных меньшинств окажется пророческой. Это подтвердят трагические примеры индийцев, в 1972 году изгнанных из Уганды при правлении Иди Амина, а также китайцев, в 1960 году подвергшихся массовой резне в Индонезии. Со временем проблема меньшинств в целом останется на слуху в связи с трагедиями племени тутси, боснийских мусульман, курдов, тибетцев, жителей Дарфура и многих других этнических групп.

42

Ibid., 122–123.

Однако национализм опасен для свободы не только

тем, что создает угрозу этническим меньшинствам. Что следует понимать под целью «национального развития»? По-видимому, это понятие нельзя сводить к единому интересу народа, состоящего из множества индивидуумов, преследующих собственные, совершенно разные цели. В самом деле, это доказал Кеннет Эрроу, еще один Нобелевский лауреат, в 1950 году сформулировавший знаменитую «теорему невозможности». Согласно этой теореме не существует способа, позволяющего расставить приоритеты данной социальной группы так, чтобы были соблюдены элементарные (с точки зрения последовательности и согласованности) требования здравого смысла.

Хайеку любая «национальная цель» представлялась, грубо говоря, прикрытием того факта, что цели одних социальных групп достигаются в ущерб целям других социальных групп. Экономика и политика «предполагает выбор между конфликтующими или конкурирующими целями – различными потребностями разных людей». Если мы задаем набор приоритетов и называем это «целью национального развития», то в действительности мы принимаем решение о том, какие цели «должны быть принесены в жертву ради достижения других целей». Тот факт, что «цели национального развития» формулируются в соответствии с рекомендациями экспертов, означает, что последние «вправе решать, каким конкретным целям должно быть отдано предпочтение; именно их шкала приоритетов будет с неизбежностью навязана данному обществу» [43] . Поскольку ни одна демократия не отдаст судьбоносных решений на откуп экспертам, эксперты могут разувериться в ней как в эффективном способе достижения целей, т. е. в осуществлении того, что они считают «развитием». Не исключено, что тогда эксперты предпочтут демократии власть диктатора, который сделает предлагаемую ими программу оправданием своего авторитарного стиля правления.

43

Ibid., 2631.

Если невозможно примирить «национальную цель» развития с множеством независимых индивидуальных интересов, то приходится выбирать. Очевидно, что Мюрдаль и Хайек приняли бы противоположные решения. Как ясно из введения к данной главе, Хайек не мог согласиться с тем, что «индивид – это только средство достижения целей некоторой высшей общности, будь то „общество“ или „нация“» [44] .

Показательно, что Мюрдаль – подобно Хайеку – понял, что в сочетании с такой национальной целью, как развитие, национализм открывает дорогу к власти: «Политическим лидерам молодых государств необходимо пробудить в народе честолюбивые устремления», ибо «это является для них орудием консолидации власти».

44

Ibid., 4038; Хайек, Дорога к рабству, 153.

Лидеры молодых государств понимают, что «если в народе и можно пробудить честолюбивые устремления, то это – надежды на …экономическое развитие». Эти лидеры понимают, что «апатичные, неграмотные массы» поддаются «воздействию с помощью националистических призывов» [45] . Разница между Хайеком и Мюрдалем состояла в том, что последний считал неограниченную власть государства во главе с национальным лидером положительным явлением. Мюрдаль полагал, что развитие может быть обеспечено только путем достижения национальных целей, которые лидер навязывает согражданам, при необходимости – с помощью принуждения.

45

Myrdal, International Economy, 154.

Итак, в этом (опять же, несостоявшемся) споре на те-му развития – между защитниками индивидуальных прав, с одной стороны, и сторонниками широких прерогатив государства – с другой – Хайек и Мюрдаль заняли противоположные позиции. Обратимся теперь к третьей дискуссии между Хайеком и Мюрдалем.

^{Дискуссия 3: осознанный план развития – против спонтанных решений}

В феврале 2013 года известный авторитет в вопросах развития Оуэн Бардер прочел лекцию, в которой определил развитие как «способность сложной адаптивной системы приобретать новые свойства». Этим он дал понять, что развитие есть продукт деятельности целостной системы, слишком сложной для того, чтобы ею управлял один человек. Тем не менее система является адаптивной в том смысле, что проблемы порождают в ней децентрализованную реакцию и ответные действия, что позволяет корректировать возникшие сбои. Эта идея вызвала положительный отклик в блогах, посвященных вопросам развития, и никто не назвал ее автора Оуэна Бардера правым экстремистом [46] .

46

http://www.cgdev.org/content/calendar/detail/1426888/, accessed August 16, 2013.

Хайек имел несчастье опередить свое время. В значительной части «Дорога к рабству» посвящена явлению, которому автор дал название «спонтанный порядок» (spontaneous order). В качестве

примеров «спонтанного порядка» Хайек привел развитие рынков, эволюцию права и эволюцию социальных норм. Похожие понятия, кто бы их ни популяризировал – ученые-естествоиспытатели или энтузиасты Силиконовой долины – повсюду встречаются и сегодня: комплексность, становление, сложные адаптивные системы или самоорганизующиеся системы. Независимо от названия все они обозначают системы, которые никто не изобретал, порождающие порядок, которого никто не запрашивал, и дающие результаты, на которые никто не рассчитывал. Примерами подобных систем служат: интернет, эволюция, язык, город, муравейник. Дискуссия среди специалистов по развитию между сторонниками осознанного замысла (conscious design) и стихийных решений (spontaneous solutions) аналогична спору об эволюционной теории между теми, кто верует в «разумный замысел» – и теми, кого очаровывает «спонтанный порядок» эволюции.

Для Хайека «спонтанный порядок» был связан с идеей, которая к тому времени уже прочно утвердилась в экономической теории – идеей общего равновесия. В рамках этой теории утверждалось, что система неконтролируемых рынков любого товара – потребительского или производственного назначения – это саморегулирующаяся система, которая стихийным образом уравновешивает спрос и предложение [47] . Обо всем этом кратко – причем в духе Хайека – высказался Кеннет Эрроу: «Представление о том, что результаты действия целостной системы могут отличаться от ожидаемых – и даже быть противоположными, – является, безусловно, важнейшим интеллектуальным вкладом, который экономическая мысль внесла в современное понимание социальных процессов» [48] .

47

Тем не менее у Хайека было одно существенное несогласие с мнением большинства экономистов того времени. Тогда они считали естественным предполагать, что все экономические субъекты обладают совершенным знанием о том, что происходит со всеми участниками рынка. Это допущение было (и остается) весьма удобным для создания моделей, прогнозирующих развитие экономики. Оно оставляло открытой теоретическую возможность того, что правительство может располагать достаточной информацией, чтобы предсказать состояние общего равновесия по итогам любой своей политики. А это, в свою очередь, оставляло лазейку для оправдания идеи государственного планирования. Хайек считал такое допущение нелепым.

48

Kenneth Arrow, Collected Papers of Kenneth J. Arrow, Volume 2: General Equilibrium, (Cambridge MA: Harvard University Press 1983), 107–108.

Лоуренс Саммерс – гарвардский экономист, ставший при Билле Клинтоне министром финансов (и по совпадению племянник Кеннета Эрроу), писал о Хайеке так: «Какой главный вывод следует сегодня из курса экономики? Студентам я пытаюсь внушить мысль, что «невидимая рука» побеждает «сильную руку» (неважно, явную или скрытую). Все будет достигнуто эффективными усилиями, для которых не нужно ни планов, ни органов управления, ни руководящих указаний. Среди экономистов это – консенсусное мнение. В этом и состоит наследие Хайека» [49] .

49

Цит. по: Daniel Yergin and Joseph Stanislaw, The Commanding Heights: The Battle Between Government and the Marketplace That Is Remaking the Modern World (New York: Simon and Schuster, 1998), 150–151.

В «Дороге к рабству» Хайек прежде всего подчеркивал то, чем сегодня нас так привлекает «спонтанный порядок» (кратко описанный выше в лекции Бардера): «спонтанные и неконтролируемые усилия индивидов могут составить фундамент сложной системы экономической деятельности» [50] . Хайеку было ясно, как «нетерпеливое стремление к быстрым результатам» [51] заставляет иных забыть о «спонтанных силах, заключенных в свободном обществе» и вместо этого грезить «коллективным и „сознательным“ руководством, направляющим движение всех социальных сил к заранее заданным целям» [52] . Он отмечал, что «сознательная мобилизация» несет в себе известный соблазн, ибо «человек, который действительно делает дело» всегда популярнее «гнусного субъекта, который, сидя в своем кресле, разглагольствует, почему усилия, предпринимаемые [первым] из самых лучших побуждений, идут прахом» [53] .

50

Hayek, Road to Serfdom, 1750; Хайек, Дорога к рабству, 42.

51

Ibid., 1202; там же, 16.

52

Ibid., 1829; там же, 46–47.

53

F. A. Hayek, ed., Collectivist Economic Planning: Critical Studies on the Possibilities of Socialism by N. G. Pierson, Ludwig von Mises, Georg Halm, and Enrico Barone (London: Routledge and Kegan Paul, 2011), Kindle edition, locations 152–157; Ф. А. фон Хайек. Индивидуализм и экономический порядок (Челябинск: Социум, 2011), 151.