Тирант Белый
Шрифт:
Тирант, желая ответить на столь любезные речи Принцессы, заговорил голосом, дрожащим более от несказанной радости, чем от волнения, и сказал следующее.
Глава 274
О том, что ответил Тирант Принцессе.
Никогда не испытывал я такого счастья, как теперь, когда вы, ваше высочество, столь щедро отблагодарили меня за труды мои. Так щедро, что даже если буду я всю жизнь служить вам, то не смогу воздать сполна за ваше благородство и милость. Ведь, несмотря на нежный ваш возраст, вы исполнены мудрости и благоразумия, каковые проявили, пожелав мне дать саму себя в награду за мои столь малые услуги. А кто бы не отдал все самое ценное ради достоинств вашего высочества!
Нынче же так лелею я драгоценную мечту получить в грядущем то, что желаю больше всего на свете, что каждый час ожидания кажется мне вечностью. Сдается мне, что из-за грехов моих никогда не дождаться мне этого. А
Принцесса не замедлила любезно ответить ему следующим образом.
Глава 275
О том, как Император приказал устроить празднество в честь Тиранта.
Я не знаю никого среди смертных, кто исполнен был такой любви, как ты, ободряемый благой надеждой. Необыкновенные твои заслуги принесут тебе блестящую славу и на земле, и на небесах, ибо твоими стараниями укрепляется святая вера Христова, а своими подвигами оставишь ты по себе память в веках. И как бы ни тщилась я, не могу устоять перед твоими чересчур смелыми мольбами, ибо боюсь тебя обидеть. Но стыд и страх держат меня в узде, угрожая позором, и боюсь я потерять то, чего никогда не вернешь. Я почти теряю рассудок от опасения, что проговорюсь о своей любви и Император обо всем узнает. Не один раз думала я про тебя: «Он не стыдится ничего». Лучше мне сейчас расстаться с тобой, ибо мысли мои приводят меня в замешательство. А посему, прошу тебя, закончим сей разговор, чтобы Император ничего не заподозрил на мой счет. Ты же поговори с Усладой-Моей-Жизни, а я согласна буду исполнить все, что вы постановите.
Много раз поцеловались Принцесса и Тирант, не видимые никем, ибо густые апельсиновые деревья скрывали их от взоров Императора и всех остальных.
Когда вновь вернулись они в общество Императора, Принцесса, увидев его погруженным в глубокие раздумья, спросила:
Сеньор, о чем вы так глубоко задумались?
Император ответил:
Дочь моя, я хочу устроить завтра большой праздник во славу Тиранта, дабы почтить все его победы на море и на суше. Пусть в нашей церкви Святой Софии выставят столько боевых знамен, сколько раз выиграл он сражение, и столько водрузят у главного алтаря штандартов с его гербом, сколько замков, городов и селений отвоевал он у турков и вернул Греческой империи. Пусть все это исполнят в память о той великой пользе, которую принес он сей империи, доказав, что воистину печется об общем благе и способен покорить весь мир.
Сие повеление было записано, дабы увековечить память о доблестном Тиранте и побуждать последовать его примеру как ныне живущих, так и будущих рыцарей. Император послал за членами своего Совета и рассказал им о том, что намеревался сделать. Те весьма его похвалили, а кроме того, подсчитали, что за четыре с половиной года[576] Тирант отвоевал триста семьдесят два города, селения и замка.
Когда же Император держал совет, дабы подготовить все к празднику, Тирант, зная об этом, не захотел на нем присутствовать, но ушел в свои покои, чтобы не слышать похвалы самому себе. К тому же на советах, где собираются знатные сеньоры, мнения часто расходятся, а Тиранту не хотелось слышать, как кто-нибудь в его присутствии вступит в спор с Императором. По завершении совета Император послал за необходимыми мастерами, чтобы назавтра же были выставлены в полном порядке все знамена и штандарты.
Тем временем Тирант вышел из сада и сказал Ипполиту:
Попроси Усладу-Моей-Жизни прийти в парадную залу, мне нужно с ней поговорить.
Глава 276
О том, с какими мольбами обратился Тирант к Усладе-Моей-Жизни.
Твоему благоразумию, любезная и милейшая девица, препоручаю я свой рассудок и свою жизнь, ибо без дружеского твоего совета и помощи я не способен ни на что. Я постоянно теряю разум и ничего не вижу, хотя глаза мои открыты. Я хотел бы провести всю свою исполненную терзаний жизнь во сне, подобно Иоанну Крестителю, который, как говорят, в день, когда ежегодно устраивается в честь него великое празднество среди христиан, мавров и евреев[577], спит с блаженной душой, чтобы не впасть в гордыню и не потерять хоть крупицу своего блаженства. К этому же пришел и я из-за любви к той, кто всех превосходит своими добродетелями. Ее готов я созерцать беспрестанно, ей я поклоняюсь, к ней обращаю особую молитву, говоря: «О милосердная богиня, сошедшая на землю, чей облик впервые был явлен мне в этой самой зале и породил в моей душе великую страсть и любовь, равно как страдания и треволнения! Укрепи же мою душу, дабы превозмогла она сии невзгоды, утоли мою боль и избавь от скорбей!» Посмотри, дорогая сестра моя, как терзаюсь я из-за ее высочества, сколько раз уже я был из-за нее на волоске от смерти. Скажи, разве заслужила это моя
Услышав подобные сетования Тиранта, Услада-Моей-Жизни помолчала немного, а затем, желая его ободрить, сказала ему следующее.
Глава 277
О том, что ответила Услада-Моей-Жизни Тиранту.
Слова суть знаки, с помощью коих являем мы другим наши устремления. Ведь когда желания замурованы внутри нас и хранятся за семью печатями нашей воли, то известны одному лишь Господу Богу. Что же до меня, то я принадлежу не к простолюдинам. Мать моя родилась в Риме, и предки мои были знатными гражданами этого города, пользовались большим почетом и были увенчаны лаврами за великие победы, притом породнились они с греческими императорами. Однако до поры до времени я умолчу о знатности моего рода, ибо не должно мне сим похваляться. Но, покоряясь фортуне и помогая тем, кто истинно любит, скажу я так: Тирант, вы — властитель мира, так отчего же говорите вы со мной столь робко? Разве не известно вам, кто я перед вами? Ведь я всем сердцем, телом, всей своей волей и чувствами готова служить вам как родному отцу. Не сомневайтесь же во мне! Все, что ни будет вам на пользу и на благо, не премину я сделать, ибо мое расположение к вам возникло, едва я вас увидела, и исчезнет лишь тогда, когда положат меня в могилу. Многие дамы, быть может, превосходят меня в образованности и красоте, но ни одна — в преданности. Не хочу я вас больше занимать разговорами, потому как не следует рыцаря, который рвется в бой, утомлять беседами. Скажу лишь, что в час, когда Император будет ужинать, я приду к вам в покои и сообщу нечто такое, отчего вы будете совершенно счастливы.
Придя в неописуемый восторг, Тирант расцеловал Усладу-Моей-Жизни, осыпая ее благодарностями. Затем он ушел, а Услада-Моей-Жизни вернулась в сад, где застала Принцессу сидящей вместе с Императором под знаменами, над коими славно потрудились многочисленные мастера. После того как те удалились, Император поднялся к себе в покои, а Принцесса и Услада-Моей-Жизни задержались в саду, чтобы решить, в котором часу следует прийти Тиранту. Принцесса рассказала Усладе-Моей-Жизни обо всем, что произошло между ней и Тирантом. Услада-Моей-Жизни весьма обрадовалась, видя, как ее госпожа довольна.
Когда наступило для Императора время ужина, Тирант поторопился отправиться в полном одиночестве во дворец и на лестнице повстречал Усладу-Моей-Жизни, которая спускалась, чтобы пойти к нему. Так как поблизости никого не было, она рассказала ему, как все должно произойти и в котором часу ему следует явиться. Затем каждый вернулся туда, откуда пришел.
После того как все во дворце улеглись спать и уже видели первый сон, Принцесса встала с постели. С ней не было никого, кроме Услады-Моей-Жизни и еще одной девицы, которая была во все посвящена. Звали ее девица де Монблан. Принцесса облачилась в платье, которое Император приказал сшить для ее свадьбы. Поскольку прежде она его еще не надевала, никто ее в нем не видел. Платье это было таким роскошным, какого не видывали в те времена нигде. Оно было из багряного атласа, расшитого жемчугами. Иных украшений на нем не было, кроме двух мер жемчуга на юбке и на платье[578]. Подол был оторочен горностаем. На голову Принцесса надела драгоценнейшую корону Греческой империи. Кармезина была очень тщательно причесана и наряжена, так, как подобало ее достоинству. Услада-Моей-Жизни вместе с девицей де Монблан взяли по факелу в каждую руку и стали дожидаться прихода Тиранта. Тот же, услышав, как пробило одиннадцать (а это и был условленный час, коего дожидался он с великим нетерпением), немедленно направился к садовой калитке и, поднявшись по лестнице до комнатки около спальни Принцессы, нашел там девицу де Монблан с факелом в руках. Увидев его, она опустилась на колени в знак почтения и сказала ему следующие слова:
О, лучший из лучших рыцарей и счастливейший вассал самой прекрасной в мире дамы!
Тирант же в ответ произнес:
Да исполнятся все ваши желания, сеньора.
Оба поднялись в комнатку и подождали, покуда не пришла туда Услада-Моей- Жизни, которая была счастливее самого Париса, похитившего Елену. Затем все трое вошли в комнату, в которой появилась и Принцесса. Во время этой радостной встречи Тирант опустился на колени перед Кармезиной, а она перед ним. Они поцеловались, и поцелуй этот был столь сладок для них и так долго не могли они разомкнуть уста, что можно было бы за это время пройти пешком целую милю. Услада-Моей-Жизни, почувствовав, сколь опасно так долго затянувшееся лобзанье, подошла к ним и сказала: