Тито Вецио

Кастеллацо Людвига

Шло время. Когда Ганнибал появился в Италии, оспаривая у Рима господство над миром, капуанцы, после сражения при Каннах, открыли ворота карфагенскому полководцу. Таким образом, следуя совету одного из своих лидеров, сенатору Бибию Вирию, капуанцы одно ярмо сменили на другое. В течение пяти лет жители города находились под властью Ганнибала, отнюдь не отличавшегося кротостью и справедливостью. Затем, когда город был осажден и взят римлянами, победители поступили с капуанскими гражданами не как с побежденными, а как с мятежниками — пощады не давали никому. Двадцать семь сенаторов, в том числе и злополучный советчик Бибий Вирий, видя невозможность сопротивляться римлянам, и не желая попасть в позорное рабство, отравились, выпив яд, растворенный в вине,

и умерли, окруженные душистыми цветами родной страны.

Свирепый победитель Капуи Квинт Фульвий Флак ознаменовал взятие города целым рядом злодеяний. По его приказу были убиты двадцать пять сенаторов в Кальвиуме, двадцать восемь — в Теануме. Кроме того, триста человек из привилегированного сословия уморили в тюрьмах голодной смертью. Помимо этого множества народа было обращено в рабство, а город лишен сената и своих служебных мест.

Спустя двадцать два года за верность и послушание город снова получил права муниципалитета, сенат и все служебные должности республики, за исключением верховного судьи.

Восстановление старинных прав города, а заодно и колоний, начатое Брутом и Суллою и окончательно утвержденное Цезарем и Августом, способствовали блеску и процветанию Капуи. Впоследствии Август позволил городу наравне с Римом иметь своих консулов и использовал в столице Кампании свою любимую систему правления, так хорошо описанную Тацитом в его летописях.

Во времена Юлия Цезаря новая колония называлась счастливая Юлия, а при Августе — счастливая Августа. Во времена империи страна процветала, но затем, с упадком могущества императоров, ослабла и, вконец испорченная раболепием, совершенно одряхлела. Готы разграбили ее в четыреста десятом году нашей эры, а вандалы и разграбили и сожгли. В скором времени город, некогда большой и многолюдный, превратился в большую деревню, но, несмотря на это, являлся яблоком раздора между готами и Византией. В конце концов, также как и большая, часть Италии, Кампания оказалась под властью феодальной монархии Лонгобардов.

В старые времена Капуя находилась там, где сегодня располагаются деревни Санта-Мария и Сан-Петро. Обе эти деревни занимают территорию, равную приблизительно шести милям в окружности, по периметру стен старого города. В том месте, где сейчас расположен рынок деревни Санта-Мария, раньше находился форум старого города, на севере были триумфальные ворота, а на западе — храм Кастора и Поллукса. Крепостные стены были широкие, с земляными насыпями, снабженные зубцами и трехэтажными башнями. Вокруг стен был глубокий ров, заполненный стоячей водой. В стенах имелось семь ворот: речные, обращенные к северу; Юпитера — к востоку; Альбана — к юго-востоку; Ателана — к югу. Наконец, к западу — ворота Линтерника, а также морские, и ворота Патриата.

Улицы в городе были широкие и очень красивые. История сохранила названия только трех из них: Альбана, Симплоссия и Кумана. Первая, возможно, пересекала город с северо-запада на юго-восток, соединяя оба конца Аппиевой дороги. Улица Симплоссия имела свою специфику. Здесь торговали косметикой и благовонными товарами, духами, притираниями, белилами, румянами. Эту улицу посещали изнеженные фаты и представительницы прекрасного пола, преимущественно женщины легкого поведения.

Величественны были сооружения древнего города. Если в описываемую нами эпоху там еще не были построены Триумфальные ворота, зато были амфитеатры, цирки, и театры. Там также был и Капитолий, впоследствии заново отстроенный и посвященный Тиберию; три собрания: сенаторов, жрецов и военных; три рынка: патрициев, народный и албанский. Тут же находился и криптопортик, или подземный пассаж, обширное и грандиозное здание, следы которого встречаются до сих пор. Неподалеку располагалась школа гладиаторов, насчитывавшая в эпоху Цицерона более четырех тысяч этих несчастных. В том же здании были помещения для хищных зверей. Вообще город отличался таким множеством храмов, базилик, бань, роскошных домов, дворцов, что Капуя могла смело соперничать с Римом и считаться третьим городом мира

после Рима и Карфагена. Когда же последний сравнялся с землей, Капуя могла быть второй.

Хотя многое перенесла бедная Капуя, но так как ее население преимущественно состояло из землевладельцев и ремесленников, то нанесенные ей раны быстро затягивались, жители восстанавливали былое благополучие, благодаря своей привычке к постоянному труду. Несмотря ни на какие невзгоды Капуя привлекала красивых и гордых римлянок, поскольку в городе всегда был большой выбор товаров, косметики и благовоний.

Примерно месяц прошел после погребения старого Вецио. Утром тринадцатого февраля в Капуе царило особенно оживление. Народ толпами спешил к речным воротам, рассаживаясь по скамьям вдоль Аппиевой дороги. [194]

194

Аппиева дорога — была очень удобна как для пешеходов, так и для всадников. Для отдыха первых по всей дороге были расставлены скамьи, а для вторых — что-то типа подставок, чтобы было легче садиться на лошадь, поскольку римляне не знали стремян.

Префект города торжественно ехал верхом по главной улице, сопровождаемый ликторами и начальниками местных войск. Сенаторы в носилках, окруженные толпами рабов, милиция, трубачи и массы простого народа устремились за город кому-то навстречу.

— Я до тех пор не успокоюсь, — сказал префект Кампании, обращаясь к Марию Альфию, главе муниципальной милиции, — пока не увижу победоносных орлов Рима.

— Я вполне разделяю твое нетерпение, — отвечал капуанский военачальник, — тем более, что опасность увеличивается. Сегодня утром до меня дошли слухи, к сожалению, кажется, не лишенные оснований, что мятежник оставил свой лагерь в Сатикуле и намеревается занять Тифату, чтобы затем обложить со всех сторон Капую.

— А как ты думаешь, — спросил префект, неприятно пораженный новостью, сообщенной ему Альфием, — можно ли нам рассчитывать на помощь наших молодых милиционеров, пока не придут подкрепления из Рима? А если они на несколько дней запоздают?.. Но больше всего меня беспокоит вот что. Ведь мятежник — наш гражданин. Что ты об этом скажешь?

— Мне кажется, твои опасения лишены оснований. Тито Вецио никогда не был нашим гражданином, хотя его род и принадлежал к самым знаменитым семьям Капуи. Это первое и самое главное. Во-вторых, нынешние граждане, составляющие основу нашей милиции, как пешей, так и конной, не из коренных капуанцев, а, можно сказать, иноземцы, набранные из разных мест, присоединенных к нашему городу в последнее время или присланные сюда из Рима. Кроме того, в храбрости и знании дела наших милиционеров не приходится сомневаться. На поле сражения они никогда не показывали свою спину и никому не уступали в знании военного дела, так же, как и в дисциплине и мужестве.

— Боги великие, кто же в этом сомневается! — нетерпеливо заметил гордый римлянин, не желая больше слушать хвастливые речи кампанского гражданина и вместе с тем не решаясь откровенно высказать свои мысли в столь опасное время.

— Я совсем не то хотел сказать, — продолжал префект, — мне бы очень хотелось узнать твое мнение по поводу рабов и гладиаторов. Как ты думаешь, останутся ли они спокойны?

— Ну, об этом я тебе решительно ничего не могу сказать, поскольку точно не знаю.

— Батиат сообщил мне, что у него в школе среди гладиаторов происходит что-то странное, раньше не наблюдавшееся, какая-то всеобщая возбужденность и, по мнению Батиата, достаточно самой незначительной причины, чтобы четыре тысячи умелых бойцов вышли из повиновения и восстали как один.

— Будем надеяться на богов-защитников города, они нам помогут, не допустят беды. Сицилийский претор прибудет с отборными римскими войсками, они соединятся с нашей милицией и задушат мятеж.

— Тогда, разумеется, нам уже будет нечего опасаться, лишь бы поскорее пришли легионы.