Ткач
Шрифт:
Рекош опустил ее ноги на землю, положил руку ей на затылок и встряхнул. Его слова прозвучали на смеси английского и языка вриксов.
— Ахмья, не оставляй меня. Очнись! Дыши!
Но она не двигалась, не просыпалась, не дышала.
Он снова приоткрыл ей один глаз. Она не смотрела на него, она вообще ни на что не смотрела.
— Огонь в твоем сердце должен гореть. Гореть ради меня, Ахмья. Ты моя, и я не отпущу тебя.
Рекош остановил себя, прежде чем снова встряхнуть ее, и его конечности задрожали от напряжения.
В свое время он соткал слишком много посмертных саванов. Сегодня он не будет ткать еще один. Не сможет. Не для нее.
Он склонился над ней, защищая от дождя, и прижал ее грудь к своей. Содрогнувшись всем телом, он снова прошептал ее имя. Прошептал его с печалью и виной, с яростью и тоской, с отчаянием и потребностью.
— Праматерь, — прошептал он, — Певица Корней, Защитник… кто бы из вас ни слышал меня. Не забирайте ее. Я этого не позволю. Вы не сможете получить ее. Она моя, и только моя.
Вся вселенная сжималась вокруг него, давящая и неумолимая. Капли дождя, воздух, облака, влага на его шкуре, весь Клубок. Терзающая его боль, тупая, но настойчивая, добавляла тяжести. И его дух рушился сам по себе, поскольку он делал все возможное, чтобы отрицать возможность того, что… Что она…
Ахмья кашлянула. Это был тихий звук, незначительный на фоне рева водопада и бури, но он заглушил все внутри Рекоша. Она дернулась, и кашель перерос в хриплый, влажный хрип, вырвавшийся из глубины ее груди. Все ее тело содрогнулось, а пальцы впились в его шкуру. Она вывернулась из его объятий, перегнулась через руку, и ее вырвало водой на грязную землю.
Он собрал ее волосы и убрал их с лица, когда она вцепилась в него и снова закашлялась водой. Ахмья дрожала так же сильно, как одинокий лист, цепляющийся за ветку во время бушующей бури, делая один неровный, хриплый вдох за другим в перерывах между влажным кашлем.
Но она двигалась. Она была жива.
Несмотря на все, что они только что пережили, на все, что они только что перенесли, крошечная, приносящая облегчение искорка тепла зажглась в его груди. Проблеск счастья.
Даже если все остальное было дерьмом, как сказали бы люди, Рекош и Ахмья были живы.
Рекош нежно погладил ее по спине. Его голос едва ли был ровным, когда он сказал:
— Дыши, Ахмья. Сделай много вдохов. Я здесь.
У нее вырвался всхлип. За ним последовал еще один и еще, прерываемый все более слабым кашлем. Беспомощный, Рекош тихо замурлыкал и обнял ее, продолжая водить рукой вверх и вниз по ее спине. Маленькие выпуклости позвоночника напомнили, насколько хрупкой была его маленькая человеческая пара.
Напомнили ему, что он чуть не потерял ее.
Снова.
Дождь продолжал падать на них, смешиваясь со слезами Ахмьи. Если бы он мог поплакать вместе с ней. Если бы он мог заставить хоть одну
Ее трясло от рыданий, от холода, от напряжения после испытания, которое она только что пережила. Как бы Рекош ни ненавидел эту дрожь, пробегавшую по ее телу, она была намного лучше, чем ощущение неподвижного, безжизненного тела в его объятиях.
Мягкое, дрожащее прикосновение к щеке заставило его открыть глаза.
— Я… в порядке, — тихо сказала Ахмья. — Я в порядке.
Он издал трель и глубоко вздохнул. Ее запах ослаб из-за дождя, но он все еще был, все еще сладкий, все еще успокаивающий, все еще аромат Ахмьи.
— Ты не ранена? — спросил он.
Она рассмеялась. Этот звук успокоил его сердце, хотя и был прерван очередным приступом кашля.
— Мне больно. Очень, — она прислонилась головой к его подбородку и обхватила его лицо ладонями. Ее слова и дыхание были короткими и неглубокими. — У меня такое чувство, что грудь горит, и ужасная слабость, но… но мы живы.
Рекош пристально посмотрел на джунгли, где листья и ветви яростно трепетали на ветру, где опасность таилась в каждой тени, где каждое мгновение представляло новые угрозы всему, что было ему дорого.
Мир вокруг них озарился вспышкой молнии, за которой быстро последовал раскат грома.
— Живы, и будем живы, — он заставил себя подняться. Левая передняя нога пульсировала, не выдерживая даже его веса, и он не мог сосчитать других ран, которые теперь добавляли боль к охватившему его мучительному водовороту.
Но он не мог успокоиться, не мог остановиться.
Не раньше, чем они окажутся в безопасности.
Рекош помог Ахмье встать.
— Мы должны найти укрытие.
Держась за его руку, она прищурилась из-за дождя и кивнула.
— Полагаю, мы заблудились?
— Нет, — он подвел Ахмью ближе, завел руки ей за спину и поднял, прижимая к себе. — Мы знаем, что мы здесь. Просто… не знаем, где это «здесь».
— Это еще один способ сказать, что мы заблудились, — Ахмья обвила руками его шею, снова кашлянув.
Жвалы Рекоша опустились, и новая дрожь пробежала по шкуре. Хотя он звучал уже не так плохо, как раньше, кашель беспокоил ее, и она все еще дрожала. Ему нужно было спрятать ее от дождя. Нужно было дать ей высохнуть и согреться.
— Да. Заблудились, но живы, — он приподнял жвалы в улыбке. — Мы найдем дом, Ахмья.
Молния снова прочертила дугу в небе. Рекош пришел в движение, когда от раскатов грома под ним завибрировала земля.
Он шагал так быстро, как только позволяла неустойчивая походка, постоянно следя за опасностью и подыскивая укрытие. Река была у него за спиной. С одной стороны тянулись скалистые утесы, с другой и впереди вырисовывались джунгли, такие же густые и темные, как и всегда.