Тьма императора
Шрифт:
— Наверное, вы никогда не замерзаете, ваше величество? — спросила она негромко, одновременно и наслаждаясь собственными ощущениями, и стыдясь этого. — Замерзаю, — шепнул император рядом с ее виском, — согрей меня, Софи.
— Я не про это. — Она изо всех сил пыталась взять себя в руки. — Альго не горят в огне, я помню. А замерзнуть могут? — могут. Сейчас, например. София хотела повернуть голову в другую сторону, но Арен не позволил, подняв руку и касаясь пальцами подбородка.
— Посмотри на меня. Тебе ведь хочется, моя драгоценность. Я чувствую. Она зажмурилась
Бежала она недолго. Секунды три. Через эти три секунды Арен поймал ее, повернул лицом к себе и обнял, вновь согревая.
— Глупышка. Десять градусов тепла. И дождь идет. Заболеешь ведь. София дрожала, уткнувшись в грудь императора и обнимая его изо всех сил. Не только потому что так было теплее.
Она хотела его обнять. Очень сильно хотела. И мучилась из-за этого. — Я уже заболела, — шепнула София, надеясь, что Арен не услышит. — Давно. С первого взгляда. Он молчал, обнимая ее. — Но это же нельзя, нельзя… — можно.
Она успела только вздохнуть, когда император, вновь приподняв подбородок девушки одним решительным движением, прижался к ее губам в стремительном поцелуе. Защитница! Как же сладко. София всхлипнула, раскрывая губы шире, сама не понимая, что обнимает Арена за шею, прижимается к нему всем телом и гладит по волосам. Она чувствовала только колоссальное, невообразимое удовольствие, которое почти разрывало ее на части — таким оно было сильным. И запретным.
Но на несколько безумных и очень чувственных мгновений запреты были позабыты — и вспомнила о них София лишь когда Арен вдруг вспыхнул пламенем. Оно не причинило ей вреда, наоборот, ласково коснулось кожи, но эта вспышка вернула девушку к ее сомнениям.
— Нет… — простонала она императору в губы и удивилась, когда он сразу отстранился. Но далеко не отошел, по-прежнему обнимая и… дрожа?..
— Ваше… София хотела спросить, почему он дрожит, но голос не слушался, и ноги подкашивались. — Возвращаемся, — сказал Арен негромко, создавая над их головами непроницаемый для дождя погодный купол. Высушил и себя, и Софию, а затем начал строить пространственный лифт одной рукой.
Про плед, термос и корзинку никто из них даже не вспомнил. Вернув Софию в комнату, император вновь поцеловал ее в губы, и так быстро, что она не успела возмутиться.
— Доброй ночи, моя драгоценность, — прошептал он. Несколько мгновений смотрел ей в глаза, и взгляд его был настолько страстным, что София подумала — не уйдет. Но он ушел. Требовательно и непримиримо поцеловал ее еще раз, а после шагнул в пламя.
ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ
У Арена было ощущение, что София переломала ему все кости своими эмоциями. В какой-то момент он понял, что не может различить, где она, а где он сам. Такого с ним вообще никогда не случалось. Удивительно.
И огнем он тоже раньше непроизвольно не вспыхивал. Но
Нет уж, теперь он никогда не откажется от Софии. Что бы ни случилось.
Гроза шла всю ночь, волнуя душу, и Арен, вторя природе, тоже не спал, а все стоял у окна. Смотрел, как беззвездная ненастная ночь сменяется неярким рассветом, и тучи постепенно уходят, обнажая беззащитное небо.
Несколько раз он подходил к камину, испытывая отчаянное желание нырнуть в огонь, а через минуту выйти в комнате Софии. Зацеловать ее, заласкать, уговорить… и остаться до утра, нежась в лучах ее искренней любви. Арен и сам до конца не мог понять, почему не делает этого. В чем дело? Она почти сдалась сегодня у озера, даже в любви ему призналась. Почему он не решился настаивать? Почему прервал свидание и ушел после?
Император не знал. Но ему показалось, если он не уйдет — и если вернется этой ночью, — то София потеряет что-то важное, частичку своего света, уважение и к нему, и к себе.
Нет. Все будет, конечно, будет. Но не так. Иначе. И, проснувшись однажды утром в его объятиях, она не станет жалеть о случившемся.
Уснуть София даже не пыталась. Всю ночь она сидела возле окна и смотрела на то, как потоки воды омывают стекло с другой стороны. Вот бы любовь можно было так же просто смыть за ненадобностью с сердца.
София постоянно оборачивалась и косилась на камин — ей то и дело казалось, что огонь в нем сейчас вспыхнет, и оттуда выйдет император. Но огонь горел медленно и спокойно, явно не разделяя ее переживаний, и ближе к трем часам ночи София перестала ждать Арена.
Арен. Она все чаще называла императора так мысленно, а пару раз даже шепотом произносила это имя вслух, ужасно стыдясь своего глупого поступка. Но больше не одергивала себя. Нет, София не сдалась и сдаваться не собиралась. Она просто позволила себе эту маленькую поблажку, надеясь, что так ее сердце перестанет сжиматься от тоски и отчаяния.
Что, что он делает? Зачем все настолько запутывать? Что он будет делать потом со своей женой, с Софией, с детьми? Он же загоняет в тупик сам себя, и потом окажется хуже, чем сейчас.
Нельзя так. Нельзя! «Можно». София краснела, вспоминая поцелуй под дождем и свое поведение. Она ведь сама прижималась, сама гладила по плечам и волосам, сама раскрывала губы, стремясь быть ближе. О, Защитница! Это были не те целомудренные поцелуи, которыми она обменивалась со своим институтским ухажером. Это был поцелуй любовников. Волнующий и страстный поцелуй, такой же первый, как и остальные ее чувства к императору.
Теперь Арен не остановится, сделает все, чтобы София покорилась его воле. Впрочем, он и раньше не собирался останавливаться, лишь она наивно верила, что сможет его остановить.