Тьма над Лиосаном
Шрифт:
Послышался лязг цепи, затем скрип, и створки ворот чуть приоткрылись, образовав щель, в какую не мог бы протиснуться и ребенок. В этот момент к толпе селян подошел Орманрих — полуодетый, ворчащий. Он яростно глянул на болт, удерживающий засов, и заявил:
— Еще ночь. Ночью добрые люди в лес не суются.
— Да, — вздохнул брат Олаф, — но мне приказали. — Он вздохнул еще раз. — Я хромой. Я голоден. Я озяб. Позвольте мне войти. И дайте напиться.
Последовало еще одно торопливое обсуждение, затем
— Я должен посоветоваться с герефой.
Брат Олаф едва не завыл от досады.
— Мой мул хочет пить. Как и я. По крайней мере, дайте нам обоим воды.
— В шестидесяти шагах к западу есть ручей. Там можно напиться, — был ответ. — А мы тем временем разыщем герефу. Ночью нам отпирать ворота запрещено.
Брату Олафу вовсе не улыбалось тащиться обратно в лес, но жажда одолевала. Он ограничился тем, что махнул рукой и со вздохом произнес:
— Мы тут же вернемся.
— Если не попадетесь старым богам, — крикнул кто-то из деревенских. — Или датчанам.
Замечание сильно смутило монаха, но он собрал поводья в кулак и, обхватив мула за шею, заковылял вместе с ним в указанном направлении. Тропа, протоптанная лесорубами, привела их обоих к мостку, возле которого ручей образовал заводь. Мул тут же опустил в нее морду и долго, с фырканьем пил. Брат Олаф тоже кое-как напился из пригоршни и повел мула обратно, с опаской вслушиваясь в шорохи ночи. Но все было спокойно, только на подъеме к воротам в световое пятно фонаря вскочила лиса и недовольно пискнув, исчезла.
— Что за знак — увидеть ночью лису? — спросил монах, сунувшись в щель и таким образом возвещая о своем возвращении.
— Спроси у своего настоятеля, — пробурчал Орманрих, но ничего больше не сказал, ибо ночь огласил приближающийся цокот подков и кто-то властно вскричал:
— Дорогу герефе!
За воротами завозились, затем женский голос спросил:
— Вы из монастыря Святого Креста?
— Да, герефа, — ответил брат Олаф. Он едва стоял на ногах, у него тряслись руки. — Мне велено с вами поговорить.
Ранегунда сглотнула подкатившийся к горлу комок и приказала:
— Откройте ворота. Герент и капитан Амальрик, приготовьтесь. Встаньте возле воротных столбов и убейте тех, кто попытается сунуться к нам следом за этим монахом.
Капитан Амальрик усмехнулся и хлопнул левой рукой по правому плечу.
— Конечно, герефа.
Двое крестьян возились с запорным болтом, тот не желал подаваться.
Орманрих придвинулся к Ранегунде.
— Вы полагаете, он не один?
Ранегунда приобнажила клинок и пробормотала рассеянно:
— Кто его знает…
Наконец ворота осторожно открыли. Ровно настолько, чтобы в проход мог протиснуться мул вместе с припавшим к его шее монахом. Как только те вступили на деревенскую землю, ворота опять закрыли и вновь завозились
— Он и вправду один, — с некоторым разочарованием произнес капитан Амальрик. — Ну, добрый брат, что скажешь?
— Я… я слабею, — прошептал ночной гость. — Мне бы хоть немного поесть… и завернуться в какую-нибудь накидку.
— Позаботьтесь о нем, — сказала сопровождающим Ранегунда. — Положите его на чью-нибудь лошадь и везите в крепость. — Она вдруг зевнула. — Мула также прихватите с собой. — Она снова зевнула.
— Вот тебе раз! — Орманрих явно был недоволен и озадачен. — Вы увезете его, но мы тоже хотим знать, с чем он явился. Нельзя ли допросить его прямо сейчас?
— Сейчас, — ответила Ранегунда, — от него мало проку. Завтра утром вы будете знать обо всем, как только откроют ворота. — Она подавила зевок. — Пока же постарайтесь как следует выспаться. Если новости важные, нам всем будет некогда тратить время на сон.
Капитан Амальрик поймал повод мула, а Герент водрузил брата Олафа на круп своей лошади. Как только кавалькада въехала в крепостные ворота, над ними опять пропел деревянный рожок.
— Позаботьтесь о нем, накормите и приведите ко мне в оружейную, — распорядилась, соскакивая с седла, Ранегунда.
— Герефа, — сказал капитан Амальрик. — Почему бы не дождаться рассвета?
— Потому что дело, похоже, спешное, раз его послали к нам ночью, — терпеливо пояснила она и пошла к южной башне.
Войдя в оружейную комнату, Ранегунда дала волю чувствам.
— Вороний бог! Что же теперь с нами будет?
— Время покажет, — ответила тишина.
— Фу-у! — Ранегунда не знала, плакать ей или смеяться. — Как вы меня напугали!
— Ну, меня вам бояться не стоит, — сказал Сент-Герман, вступая в неровный круг света, очерченный на полу. — И все же простите. Я не подумал, что мое появление так вас смутит.
Ранегунда перекрестилась.
— Даже сердце зашлось. Но тем не менее я вам рада. — Она опустилась на стул.
Какой-то миг Сент-Герман молчал, потом сказал в своей обычной манере:
— Пентакоста заходила сюда. Днем, когда вы были у брата Эрхбога. Я это видел.
— Пентакоста, — с отвращением произнесла Ранегунда. — И что же? Она опутала все углы своей пряжей?
— На этот раз нет. — Сент-Герман сузил глаза. — Я зашел сюда после нее и обнаружил толченый аконит в вашей кружке. В той, что стоит у кувшина с водой.
— Аконит? — недоверчиво переспросила она.
— Выпив воды из этой кружки, вы… нанесли бы себе большой вред. — Он не стал говорить, что обнаруженное им количество яда, несомненно, произвело бы фатальный эффект. — Ее больше не удовлетворяет волшба. Она решилась на конкретные действия.
— Но это глупо. — Ранегунда поморщилась. — Это глупо, разве я не права?