Тьма над Лиосаном
Шрифт:
— Да.
— Она опять подходила к вам?
— Да, — был ответ. — Показала ткань, из какой хочет скроить мне камзол. Подозреваю, мы с вами ее уже видели, когда заходили в швейную как-то ночью. Помните?
— Конечно, — ответила Ранегунда. — Это заговоренная ткань. И вы примете этот камзол?
— Разумеется. — Он вдруг пришел в хорошее настроение. — Это поможет мне хотя бы на время отделаться от нее. Заговоры ведь срабатывают не сразу. Увидев меня в своем камзоле, она решит, что все в порядке, и будет ждать, когда
Голос Ранегунды стал тихим и напряженным:
— А если ее волшба сломит вас? Что будет тогда?
Он понял, что шутки надо оставить, а потому очень серьезно сказал:
— Если волшбой вообще можно чего-то добиться, то лишь от обыкновенных людей, а не от тех, кто разломил печать смерти. Простой человек поддается внушению, вампир — никогда.
Она зябко поежилась.
— Именно такой я и стану? Вампиром?
— Да. После смерти. Если, конечно, спина ваша будет цела. Нам страшны лишь топор, булава и огонь — остальное не важно. — Голос его был тих и ровен, ибо ему в своей долгой жизни не раз доводилось наставлять новичков. — Если вас не сожгут или не разрубят на части, вы подниметесь из могилы и начнете жить сызнова, изнывая от жажды, утолить которую в полной мере способна лишь страсть.
— Я стараюсь вообразить себе это, но не могу, — ответила Ранегунда. — Я гляжу на мужчин, но ни к одному из них меня совершенно не тянет. — Она подалась вперед и понюхала его шею. — Вот запах, который меня возбуждает. У других его нет.
Он пригладил ей волосы.
— И не будет, пока ты не переменишься.
Она вместо ответа впилась в его губы и тут же отпрянула.
— Это неблагоразумно, — прошептал он, движением подбородка указывая на дверь. — Там много глаз.
— Слишком много, — согласилась она; щеки ее пылали, а взгляд подернулся поволокой и чуть мерцал, как разогретая сталь. — Слишком многие ждут, когда мы оступимся. Ингвальт, Дуарт, кое-кто из солдат.
— А еще брат Эрхбог, — добавил Сент-Герман. — И Пентакоста.
Ранегунда перекрестилась.
— Как тут уцелеть?
— Только утроив осмотрительность, — менторским тоном произнес Сент-Герман и улыбнулся: — Но… не отказываясь друг от друга. Я приду позже, когда все уснут.
Ранегунда кивнула.
— Когда все уснут.
— После смены ночных караулов, — уточнил он и пошел к двери.
Она остановила его, задав последний вопрос.
— Известно ли Беренгару, что Пентакоста кроит вам камзол?
Сент-Герман пожал плечами.
— Не знаю.
Она хотела сказать еще что-то, но передумала и махнула рукой, потом вернулась к столу, чтобы поразмыслить, как потолковее объяснить маргерефе Элриху, с чего ей вдруг вздумалось закопать в мусорной куче всю прошлогоднюю рожь. Дело не клеилось, все резоны казались неубедительными, но Ранегунда решила не вставать с места, пока не составит достойный отчет, и весьма удивилась, когда прозвучал обеденный
Ошеломленная, она встала из-за стола, и тут до нее долетели два трубных призыва рожка. От ворот послышались крики, заскрежетала лебедка Ранегунда, накинув плащ, выбежала на плац. Обитатели крепости, спешившие к общему залу, поворачивали к воротам, чтобы выяснить, что привело к ним крестьян в обеденный час.
Как только створки ворот начали расходиться, в образовавшуюся щель протиснулся Орманрих, сопровождаемый Руэлем, Калифрантом и Клевиком. Он торопливо приложил руку ко лбу и произнес напряженно:
— Герефа, ты должна выслушать этих людей.
— Христос Непорочный да явит вам свою милость, — ответила Ранегунда.
Ужас, написанный на лице Орманриха, сбил ее с взятого тона.
— Ну, в чем дело? — грубо спросила она.
Лесорубы обменялись тревожными взглядами. Клевик перекрестился. Но ни один из них не решился заговорить. Лица крестьян были бледны, а Калифранта, похоже, вот-вот могло вывернуть наизнанку.
— Говорите же! — Ранегунда нахмурилась, заметив, что толпа любопытствующих растет. — С чем вы явились?
— В лесу… — наконец решился открыть рот Калифрант. — В лесу мы нашли…
Он умолк, лицо его сделалось совсем белым.
Ранегунда почувствовала, как ужас нарастает и в ней.
— Что вы нашли? Отвечайте!
Вперед выступил Клевик.
— Мы наткнулись на место, где скрывались бандиты. Но кроме них там побывал кто-то еще.
— Старые боги, — прошептал Калифрант. — Или чудовища.
— Чудовища?! — пронеслось по толпе. Многие закрестились.
— Чудовища! — истерически выкрикнула какая-то женщина.
Ранегунда поморщилась.
— Что ты имеешь в виду?
— Что-то пришло к ним, — ответил Руэль. — Все они умерли. Некоторые висели меж веток, как овцы на скотобойне. Их кишки тоже висели там… вывалившись из распоротых животов. Другие тела были словно бы… переломаны.
— Переломаны? — повторила в смятении Ранегунда.
— Как будто там побывал великан, — пробормотал Калифрант. — Какой-то злой великан… с молотом или с дубинкой.
— Великан? — Ранегунда смотрела на лесорубов, но отказывалась понимать, о чем они говорят. Слова их, словно рыбы, выскальзывали из ее головы. — Продолжайте.
— Их там четырнадцать или пятнадцать, — сказал. Руэль. — А может, и больше. Мы не искали. — Немного подумав, он перекрестился.
— Сколько? — спросила Ранегунда, не веря ушам.
— Четырнадцать или пятнадцать, — сказал Клевик. — Столько мы видели.
— Возможно, их больше, — повторил Руэль и покачал головой.
— Ободранные, как забитые овцы? — Ранегунда потерла виски. — Бандиты, вы говорите?
— Бандиты… наверняка, — откликнулся Калифрант. — Там были еще шалаши. Разоренные. В них они жили.