Тьма века сего
Шрифт:
– Мы поговорили немного, и Санди рассказала, как она смотрит на происшедшее. Она, действительно, хочет вернуться домой, это я должен сразу вам сказать.
– Ну, и?
– Да, мистер Хоган, я ее пытался уговорить с самого начала, но… она боится вернуться и немного стыдится.
– Меня, что ли?
Шон продолжал разговор осторожно, словно ступал по тонкому льду:
– Можете ли вы примириться с ней? Маршалл готов был все взять на себя.
– Конечно же, конечно. Я пытаюсь сделать это уже не один год и надеюсь теперь-то, наконец, мне
Шон облегченно вздохнул.
– Именно это я и хотел услышать. Я не специалист в подобных делах, я учусь на геологическом. Но мне бы очень хотелось увидеть, как ваша семья соединится.
– Мы тоже этого хотим, – сказала Кэт смиренно.
– Да, – подхватил Маршалл, – мы делаем все возможное, чтобы это случилось как можно скорее. Послушай, парень, если ты со мной познакомишься поближе, то поймешь, что характер у меня сложный, крутой, и мне бывает трудно с ним справиться.
– Ты наговариваешь на себя, – запротестовала Кэт.
– Нет, я именно такой, но я стремлюсь к лучшему и всегда буду стремиться. Скажи, – он подался вперед на стуле, – как я понимаю, Санди послала тебя встретиться с нами?
Шон посмотрел в окно.
– Она сидит в машине.
Кэт немедленно поднялась. Маршалл взял ее за руку и снова усадил.
– Кто из нас заинтересован больше всех? – он повернулся к молодому человеку. – Как она себя чувствует? По-прежнему боится? Она, что, думает, я на нее накинусь?
Тон утвердительно кивнул.
– Я не собираюсь ни кричать, ни обвинять ее, ни злиться или язвить, я только… я…
– Он ее любит, – вставила Кэт, – в самом деле любит.
– Это правда? – спросил Шон. Маршалл в ответ кивнул.
– Нет, скажите эти слова, я хочу услышать, как вы произнесете эти слова сами.
Маршалл поглядел ему прямо в глаза:
– Я люблю ее, парень. Она мой ребенок, моя дочь, я люблю ее и хочу вернуть назад. Шон улыбнулся и встал.
– Я ее приведу.
В этот вечер стол был накрыт на четверых.
В пятницу, когда вечерний номер «Кларион» же был в городских киосках, а в редакции, как обычно в это время, царила тишина, Бернис представилась наконец возможность заняться своими делами. Ей не терпелось сегодня же встретиться кое с кем в Вайтмор-колледже. После нескольких телефонных звонков в университет она договорилась встретиться в кафе за обедом со своей знакомой. Им предстоял важный разговор.
Кафе студенческого городка находилось в недавно построенном современном здании из красного кирпича, с голубоватыми стеклами огромных, во всю стену окон. Здесь можно было пообедать в зале за маленькими столиками на двух или четырех человек или расположиться на солнышке – прямо на открытой веранде, окруженной цветочными клумбами. Это было кафе самообслуживания, кормили в нем вполне сносно.
Бернис шла к столику, неся поднос с чашкой кофе и салатом. За ней пробиралась Руфь Вильяме, веселая, средних лет женщина, профессор экономики. Она взяла на обед мексиканский
Они сели в полутени за отдельным столиком. Первая половина трапезы ушла на общие разговоры и ничего незначащие сплетни.
Однако Вильяме достаточно хорошо знала подругу.
– Берни, – сказала она наконец, – насколько я понимаю, тебе нужно о чем-то серьезно поговорить. Бернис была благодарна ей за эти слова.
– Руфь, дело совершенно необычное и не имеет никакого отношения к моей работе.
– Значит, разузнала что-то новое о сестре?
– Нет, это не касается Пат. Расследование пришлось пока отложить. Но если мне удастся кое-что выяснить можешь быть уверена, я снова займусь обстоятельствами смерти сестры. – Бернис посмотрела на Руфь долгим взглядом. – Ты ведь уже и не веришь, что я могу найти хоть какие-нибудь концы?
– Бернис, ты знаешь, что я на все сто поддерживаю твое стремление разобраться в этом деле, но сомневаюсь, что твои поиски увенчаются успехом. Это все так… безнадежно, так трагично.
Бернис пожала плечами.
– Поэтому я буду продолжать поиски, чего бы это мне ни стоило. Об этом я и хотела с тобой поговорить, хотя тема для меня очень неприятная. Ты знаешь, что меня арестовали и я провела в тюрьме целую ночь?
Вильяме, конечно, отнеслась к сказанному скептически:
– В тюрьме? За что?
– За то, что я пыталась купить любовь полицейского, переодетого в штатское.
Эта новость произвела желаемое действие, особенно после того, как Бернис описала подруге все унижения, через которые ей пришлось пройти.
– Невероятно, – повторяла Вильяме. – Какая гадость! Ушам своим не верю.
– Как бы там ни было, – закончила Бернис, перейдя к цели разговора, – но я должна во что бы то ни стало узнать, почему мистер Бруммель так поступил. Помни, пока все, чем я обладаю, только предположения и догадки, но я найду истину хоть на дне моря.
– Я тебя понимаю. Но чем я могу помочь?
– Ты встречалась с профессором Джулин Лангстрат с факультета психологии?
– Да… несколько раз. Мы обедали за одним столиком. Бернис заметила кислую гримасу подруги.
– Она что, со странностями?
– Ну, видишь ли, все мы разные, – ответила Вильяме и нехотя поковыряла вилкой в салате. – Но у нас не оказалось ничего общего. С ней совершенно невозможно найти общей темы для разговора.
– Какая она, по-твоему: сильная, открытая, самоуверенная, отталкивающая…?
– Скорее всего – первое, и, как мне показалось, чагадочная, хотя я использую это слово за неимением более точного. У меня, к сожалению, сложилось впечатление, что люди ей просто скучны. Ее научные интересы – эзотерическая метафизика, и, видимо, она предпочитает ее банальной действительности.
– С кем она водит знакомство?
– Понятия не имею. Я бы удивилась, узнав, что у нее вообще есть друзья!
– Значит, ты никогда не встречала ее с Альфом Бруммелем?
– Ах! Так вот, что тебя интересует! Нет, не встречала.