«То было давно… там… в России…»
Шрифт:
Преподаватели наши были все художники славные: Саврасов, Перов, Прянишников, братья Павел и Евграф Сорокины, Поленов, Маковский [279] — ныне люди умершие.
Собрались учителя и ученики в актовом зале прекрасной школы нашей послушать нового директора. Он появился на возвышенном месте, где был накрыт зеленым сукном небольшой стол, в вицмундире и при орденах. Посмотрев на нас строго сквозь большие роговые очки, новый директор сказал:
— Отсутствие знания в художниках лишает их произведения смысла, который они должны иметь… Вот пример: картина Куинджи «Украинская ночь» [280] , вызвавшая столько шума в публике
279
Маковский — неясно, кто имеется в виду: Константин Егорович (1839–1915), художник, или его брат, Владимир Егорович (1846–1920), тоже художник. Был еще Сергей Константинович Маковский (1877–1962) — поэт, художественный критик, историк искусства.
280
«Украинская ночь» — картина А. И. Куинджи (1876).
— Скажу, что не только художники, — продолжал директор, — но и поэты русские отличались недостатком научных знаний. Вот хотя бы прославленный Пушкин не знал ботаники… Он написал:
Люблю ваш сумрак неизвестный И ваши тайные цветы… [281]— Как же это «тайные»? Позвольте! Названия цветов все известны. Не секрет! Никаких тайных цветов в природе не существует… Другой случай: Лермонтов, тоже поэт знаменитый, в зоологии делал непростительные промахи. Вот его стихи:
281
«Люблю ваш сумрак неизвестный…» — стихотворение А. С. Пушкина (1825).
Какая же у львицы грива? Где же-с? Грива у льва, а львица без гривы. Только мифология античных греков не делала ошибок: боги их и музы имели реальный образ людей.
— Позвольте спросить, господин директор, — вдруг раздался голос одного из учеников, по фамилии Пустышкин, — а что, и теперь в Греции есть кентавры?
Все как-то сразу приумолкло…
282
«И Терек прыгает, как львица…» — неточная цитата из поэмы М. Ю. Лермонтова «Демон» (1829–1841): «И Терек, прыгая, как львица…»
Еще случай… В залах прекрасной школы нашей стояли античные статуи — гипсовые копии с Венеры Милосской, Аполлона Бельведерского, Лаокоона, Германика, Вакха, Дианы, Гладиатора, Гермеса и др. И все они — как есть голые…
Это показалось нашему мужу науки не совсем приличным. Прежде, в Элладе, все это ничего, ну а теперь, в Москве, хотя, конечно, они и гипсовые, да все же нехорошо как будто…
И вот позвал новый директор мастеров-штукатуров, заказал им виноградные листы и в одну ночь все незаметно исправил: антики украсились листками. Аполлон, Лаокоон с сыновьями и даже Венера — все прикрылись листками.
Все бы ничего… Но тут кто-то (из учеников, должно быть) взял потихоньку и нацепил Аполлону штаны, такие легонькие, в полоску. Он проделал это ночью, а утром вся школа хохотала.
И началось… Преподаватели заседали, член Академии художеств приехал из Петербурга. Заседали долго и решили вновь снять виноградные листки. Но как восстановишь утраченное? Гипсы стыдливой операцией были до известной степени искалечены. Надо в Рим отправлять, в Париж — формовать… Невозможно!
Вся
А московский генерал-губернатор, в ту пору — князь Владимир Андреевич Долгорукий, был попечителем Училища. И вот меня, ученика, вызывают в канцелярию школы и приказывают явиться к одиннадцати утра в контору самого генерал-губернатора, на Тверскую.
— Не знаете ли, зачем? — спрашиваю.
— Там узнаете, — сухо ответил мне письмоводитель и дал письмо от инспектора…
Иду я и думаю: «Что бы это значило? Ведь я стипендиат князя [283] . Сам выбрал за успехи. В чем дело?»
283
…я стипендиат князя… — как один из лучших учеников, Коровин получал стипендию генерал-губернатора Москвы князя В. А. Долгорукова.
Пришел, секретарю письмо подал. Секретарь прочел и сказал курьеру:
— Проведи к князю.
В большой комнате с каменным полом, около плиты стоял небольшого роста, седой, плотный и бодрый старик. Военная тужурка была расстегнута, в руках он держал вертел, на котором были куски мяса. Он положил вертел в открытую плиту, где пылал огонь. Около стояла изящно одетая в черный шелк женщина с небрежно взбитыми волосами. Ее красивые и ласковые глаза с улыбкой смотрели на меня. Она сказала:
— Ты знай, красивый малщик, нехорош сердить твой добрый нашальник. Ступай на мой Париж полушить изящный манер, снимай шляпа, пред твой добрый экселянс [284] .
— Аполлону надеть штаны! — сказал по-французски Долгорукий. — Нет! Вот — правильно. Это ты сделал?
— Нет, не я, — отвечаю.
— А кто?
— Знаю, но сказать не могу.
Старик Долгорукий пристально посмотрел на меня:
— Передай им, что шутить довольно, иначе это уже пошло будет. Ведь Аполлон — ваш бог… Пошлость не может быть рядом с высоким. Ступай…
284
От фр. votre Excellense — Ваше превосходительство.
На другой день шел дождь.
Я видел, как около подъезда Училища ломовые тащили рояль и мебель из квартиры директора: он уезжал…
Вскоре я получил серебряную медаль за живопись. Левитан тоже. В Училище состоялся торжественный годичный акт. В огромном чудесном зале Растрелли [285] за большим столом сидели члены Художественного общества и преподаватели. Посредине — князь Долгорукий, рядом с ним — княгиня С. С. Голицына [286] . Выдавали дипломы Школы и награды.
285
В огромном чудесном зале Растрелли — имеется в виду Большой зал Екатерининского дворца в Царском Селе.
286
С. С. Голицына — вероятно, ошибка; скорее всего, имеется в виду С. Н. Голицына, жена В. А. Долгорукого.
Меня вызвали. Долгорукий вынул из коробочки медаль и передал Голицыной, а та положила мне блестящий кружочек в протянутую руку в белой перчатке. Долгорукий, смеясь, что-то сказал ей, показывая на меня. «Это про Аполлона», — подумал я. Голицына засмеялась. Долгорукий передал мне два запечатанных конверта. После этого я отошел к ученикам и видел, как Левитан тоже получил медаль и конверты.
Церемония окончилась. Мы оба с Левитаном, удалившись в угол натурного класса, вскрыли конверты: в них оказались дипломы на звание художника и потомственного почетного гражданина. В других конвертах были бумажки по сто рублей, совершенно новые.