Тоби Лолнесс. Глаза Элизы
Шрифт:
Розовые и гладкие, словно щеки младенца, тянулись к небесам три безупречных величавых яйца.
Они напоминали башни, чьи вершины теряются в облаках.
— Яйца! — восхищенно пробормотал майор, будто его спутник мог их не заметить.
Они одолели последний ярус веток и остановились перевести дух. Гроза растворила в воздухе запах пороха. Им осталось пересечь Белый Лес, лес из пуха и перьев, которые выстилали дно Гнезда и защищали яйца. Через этот лес вели только три тропы. Остальные заросли были нетронуты, словно сделаны
Час спустя караульные увидели, что к Южному Яйцу приближаются две фигуры. Они узнали майора и Свечника и позволили горбатому старичку пройти по мосткам, ведущим к Яйцу. Поднявшись по ним, он исчез в скорлупе.
Часовые уставились, как загипнотизированные, на ноги майора Кроло.
— Мои домашние тапочки, — объяснил майор с притворной скромностью.
Подошли еще караульные.
— Что-что это?
— Домашние тапочки, — объяснил пухлый солдат.
— Чего-чего?
— Тапки! Домашние! — рявкнул Кроло.
Никто из них не заметил на верхушке Яйца Тень, наблюдавшую за ними с головокружительной высоты.
Великий Свечник появился на мостках очень скоро. И очень скоро спустился. Похоже, он был в ярости. Кроло хотел было спросить, как там пленница, но тот отстранил его и, даже не взглянув, направился к Белому Лесу.
— Великий Свечник гневается, — шептались между собой караульные.
— Интересно, чем она могла его так разозлить? — раздумывал майор.
Выражение лица Свечника разглядеть было трудно. Он шел быстро, низко надвинув капюшон. Кроло догнал его.
— Я провожу вас, господин Свечник.
Вскоре им встретился солдат Пюре. Он шагал босиком по Белому Лесу.
Халат на бедняге Пюре висел клочьями, из разбитой губы сочилась кровь, но он чувствовал только душевную боль. Ему не давала покоя душераздирающая сцена, которую он увидел после ухода майора Кроло. Бабочка!.. Бедное искалеченное существо умирало на глазах Пюре, навсегда лишившись счастья порхать в небе. Неужели майор способен на такое зверство?!
— Нефофможно, — твердил Пюре, оставшись без вставных зубов.
Майор не только выбил ему зубы, но и «разбил» его розовые очки: Кроло вовсе не был большим младенцем — он был убийцей! Да-да, не иначе! Это открытие наполнило Пюре гневом.
— Фадюка какая!
Пюре смотрел на проходящих мимо него Свечника и майора. Последний не обратил на солдата никакого внимания. Зато Пюре внимательно высматривал свои домашние туфли, которые отнял у него Кроло. Но взгляд его задержался совсем на других ногах — ногах Великого Свечника!
— Ой-ё-ёшеньки! —
Пюре застыл от изумления, не веря своим глазам.
Две маленькие ножки.
Две беленькие ножки.
При каждом шаге из-под плаща показывались две маленькие беленькие ножки. Две ножки словно вспыхивали от соприкосновения с краем плаща!
Изящные, легкие, быстрые. Такие милые, что хотелось стать веткой, чтобы они бегали по ней туда и обратно. Две ангельские ножки!
Пюре едва не проглотил последние зубы.
— Чефное флово! Феликий Сфечник с такими нофками?!
Кто же шагает в черном плаще до пят? Чье лицо скрывает капюшон? Пюре не сдержал широкой улыбки. И продолжил путь, словно ничего не видел.
Когда Свечник и Кроло подошли к Белому Лесу, Свечник с ангельскими ножками поставил фонарь и поднял перьевой ствол, который лежал на тропинке.
— Проблемы? — поинтересовался майор.
В следующую минуту лес огласился воплями Кроло. Воплей было ровно семь.
Первый раз Кроло заорал, когда ему на ноги упал ствол.
Второй — когда Свечник прыгнул на ствол и придавил ноги Кроло еще сильнее.
Третий — когда старик Свечник проворнее белки взобрался на плечи Кроло, наступив ему на рану.
Четвертый — когда Свечник вытащил из-под плаща Кроло эластичные подтяжки, просунул в них ствол другого пера и как следует его закрепил.
В завершение гаммы майор испустил три вопля ужаса, когда понял, с большим трудом пошевелив единственной извилиной, что он в ловушке: его ноги пригвождены к земле одним пером, а сам он — на подтяжках — висит на другом, более высоком.
Кроло стал одновременно узником и пращой. В первую очередь пращой.
В следующую секунду ангельские ножки очень ловко спрыгнули на землю. Ветерок приподнял капюшон. В свете фонаря промелькнуло лицо.
Но это было вовсе не костлявое лицо Свечника.
Глаза, нос, рот, прелестный овал могли принадлежать только пятнадцатилетней девочке. Но поражала в этом лице отнюдь не красота — красивых девушек на Дереве было по двадцать пять на каждой ветке.
В этой девушке было нечто большее.
— Пленница… — выдохнул Кроло.
Негодяйке хватило и минуты, чтобы у себя в Яйце сбить Свечника с ног. Она прихватила его плащ и вышла из тюрьмы.
Майор уже готов был поднять тревогу, но девушка поставила ногу на перо. Одно ее движение — и Кроло мог оторваться от земли и повиснуть в воздухе. Майор предпочел молчать.
Пленница надвинула капюшон на глаза и повернулась к нему спиной.
Сделав несколько шагов по направлению к Белому Лесу, девочка остановилась. Туман превращался у нее на щеках в водяные капельки, ветер шевелил полы плаща. К плащу пристало несколько пушинок. Пленница чувствовала себя счастливой.