Тоби Лолнесс. Глаза Элизы
Шрифт:
— Что-что? Я не расслышал! — прожурчал тот, довольный, что Лео секретничает с ним по-свойски.
Лео закрыл глаза и повторил еще раз. Толстяк улыбнулся, ему почудилось: «Я польщен».
— Ну еще бы! И вы мне окажете честь.
— Я сказал: «Пошел вон!»
Оторопев, Гуз выпустил из рук Берник, давно уже клонившуюся к полу. Девица рухнула, как сноп соломы.
Арбайенн мгновенно сообразил, что его господин вот-вот совершит непоправимую ошибку. Берник — крестница Джо Мича. Нельзя допустить ссоры
Бедняжка Берник продолжала сидеть на полу, уставившись на свои ватные ноги.
Гуз Альзан, разинув рот, показывал пальцем на дверь, за которой скрылся Лео.
— Куда это он?
— Господин глубоко взволнован, — объяснил Арбайенн, — потрясен, изумлен вашим предложением. Дайте срок, он вам ответит.
— Вы уверены?
— Ответ вам непременно сообщат.
— Моя девочка его поразила?
— В самое сердце.
— Что, нервишки сдают? — толстяк заговорщицки подмигнул.
— Пошаливают. Идемте, господин Альзан, я вас провожу.
Гуз схватил дочь за руку.
— Пошли, лоскутик мой пестренький.
Кивнув Арбайенну, он потащил дочь к дверям и столкнулся с человеком, буквально влетевшим в комнату. Человек сразу же принялся витиевато извиняться. У Гуза глаза полезли на лоб:
— Пюре, ты?
Пюре в ужасе застыл на месте, в один миг лишившись дара речи. Перед ним возник тот, кого он поклялся избегать до конца дней! Разгневанный Гуз Альзан повернулся к Арбайенну:
— Только не говорите мне, что здесь доверяют этому негодяю!
Злоключения семьи Альзанов начались именно из-за Пюре, служившего надзирателем в тюрьме Гнобль, точнее, из-за его губительного совета по поводу воспитания маленькой Берник. После его педагогических экзерсисов крошка навек утратила живость и резвость.
— Знайте, что вы наняли самого подлого гада на свете, — заскрежетал Гуз, указывая на несчастного. — Не верьте его красивым словам. И если моей кроткой птичке суждено выйти замуж за Лео и обосноваться в Гнезде, предупреждаю: я не потерплю, чтобы рядом с ней ошивался всякий сброд!
Толстяк в ярости топнул ногой и удалился, таща Берник за шлейф ее платья.
Арбайенн вопросительно посмотрел на Пюре. Тот не знал, как оправдаться. Покраснел и залепетал нечто невразумительное:
— Я… Я клянусь вам… Понятия не имею, о чем это он…
Арбайенн положил руку ему на плечо и сказал покровительственным тоном:
— Разумеется, дорогой Пюре! Я вовсе не должен следовать указаниям этого человека.
Пюре вздохнул свободнее.
— Благодарю вас. Просто я боялся, что…
— Вы безупречно исполняете свои обязанности, — прервал его Арбайенн. —
— Какой же?
— Вы любите повторять: «Невозможно быть излишне бдительным». И здесь вы безусловно правы.
Пюре расплылся в улыбке.
— Господин Арбайенн, вы так бобры!
От избытка чувств Пюре не всегда попадал в слова. Ну вот, наконец-то его оценили по заслугам! Прослезившись, он шагнул к мосткам и внезапно услышал:
— Да-да, излишне бдительным быть невозможно. Так что извольте завтра до заката навсегда покинуть Гнездо. Будьте так любезны.
Пюре остолбенел. Но не обернулся и не сказал ни слова в свою защиту. Однако от отчаяния он готов был броситься с мостков в бездонную пропасть.
Элиза не слышала, как к ней приблизился Пюре. Сидя на корточках, она вертела в руках только что полученную записку. Тень сбросила вниз еще один ледяной кинжал.
Скажите Лео «да».
Всего три слова.
Скажите Лео «да».
Она сразу почувствовала невыносимую тоску. Неужели иначе ей отсюда не вырваться? Она и сама уже подумывала: не сдаться ли… Может, лучше уступить Лео, выйти за него, а потом сбежать, скрыться, исчезнуть навсегда?
Гордость не позволяла ей осуществить этот план.
— А… Это ты, Пюре, — сдавленно проговорила она.
— Да. Вот пришел с вами попрощаться.
— Так ты уходишь?
Ответить Пюре не смог. Он и не подозревал, что так сильно привязался к этой девчушке. Старик вытер рукавом слезы.
— И когда ты должен уйти? — ласково спросила Элиза.
— Завтра.
Долгое время они молчали. Пюре тихо всхлипывал. Элиза скатала записку в трубочку и теперь мяла ее в руках. Из отверстия в куполе лился унылый серый свет.
— Это несправедливо, — сказал Пюре.
Узница и тюремщик, прощаясь, склонились друг к другу, будто две сухие ветки Дерева.
— Пюре, — позвала Элиза чуть слышно.
Он обернулся.
— Ты не мог бы оказать мне последнюю услугу? — спросила она.
В Гнезде зашептались, зашевелились, будто сюда вдруг вернулись птицы.
— Не может быть…
— Правда-правда!
— Невероятно!
— Знаю из первых рук.
— Сама сказала?
— Сама.
— Ему сказала?
— Ему.
На Вершине никто не ожидал такого поворота событий, и все без устали повторяли эту новость, чтобы убедить себя в ее достоверности.