Точка опоры
Шрифт:
– Повторяю, выход в виде выбора двух троек был совершенно естественным выходом, который я и ввел в свой проект с в е д о м а и с о г л а с и я товарища Мартова.
– Еще раз показал всем лист, повертывая той и другой стороной, потом сложил вчетверо, сунул в карман и, уткнув кулаки в бока, слегка подался грудью в сторону зала.
– И товарищ Мартов вместе с товарищем Троцким и другими много и много раз после того защищали эту систему выбора двух троек на целом ряде частных собраний "искряков".
"Даже Балаболкин онемел!
– с удовольствием
– Не находит слов, бедняга!.. Ну и молодец наш Ильич!"
Мартов мял посиневшие губы. Через два дня, на тридцать пятом заседании, придя в себя, при чтении этого протокола он скажет: не слышал слов Ленина о том, что проект редакционной тройки был предложен им, Мартовым. Если бы слышал, опротестовал бы.
А Ленин уже перешел к политическим разногласиям с Мартовым. Это слово он подчеркнул энергичным жестом. Оказывается, они, сторонники двух линий, говорят здесь даже на разных языках! Съезд сделал к р у п н ы й п о л и т и ч е с к и й ш а г, свидетельствующий о выборе одного из наметившихся теперь направлений в дальнейшей работе партии.
– И меня ни капельки не пугают, - кинул Ленин руку вперед, - страшные слова об "осадном положении в партии", об "исключительных законах против отдельных лиц и групп" и тому подобное. По отношению к неустойчивым и шатким элементам мы не только можем, мы обязаны создавать "осадное положение", и весь наш устав партии, весь наш утвержденный отныне съездом централизм есть не что иное, как "осадное положение" для столь многочисленных источников п о л и т и ч е с к о й р а с п л ы в ч а т о с т и. Против расплывчатости именно и нужны особые, хотя бы и исключительные, законы, и сделанный съездом шаг правильно наметил политическое направление, создав прочный базис для т а к и х законов и т а к и х мер.
Бауман, аплодируя, переглянулся с Шотманом: "Вот это речь! Целая программа! Не правда ли?" И в жарких глазах того прочел: "Подлинно рабочий вождь! Несгибаемый!"
Меньшевики на некоторое время растерянно умолкли, и голосование за первую тройку прошло довольно спокойно. Комиссия, собрав записки, подсчитала голоса, а Красиков на правах вице-председателя объявил, что редакторами избраны Плеханов, Мартов и Ленин.
Мартов растерянно повел плечами: оказывается, большевики подали за него свои голоса! Похоже, что и Ленин отдал свои два голоса! По-прежнему стоит за тройки! Ну, нет, на такую приманку он, Мартов, не поймается. Он не какой-нибудь пескарь - покрупнее и осмотрительнее. И он, повертываясь на стоптанных каблуках то к одной, то к другой половине зала, то к бюро съезда, высокомерно объявил:
– Я отказываюсь от чести, мне п-предложенной... Фактически вся партийная власть передается в руки двух лиц, и я слишком мало дорожу званием редактора, чтобы согласиться состоять при них в качестве т-третьего.
"Мартову очень хочется быть первым, - понял Бауман.
– И когда он гордо выступал от имени четверых, на какое-то время чувствовал себя первым!"
А тот, внося замешательство, подбросил подстрекательскую фразу:
–
Выход находчиво предложил Красиков: двое кооптируют третьего. За это проголосовали все большевики.
За тройку ЦК голосовали путем тайной подачи записок. И во время подсчета голосов "южнорабочевец" Левин, представитель "болота", проворчал:
– Ясно - "компактное большинство" голосует, как один человек, по знаку своего вождя!
Избранными оказались Ленгник, Кржижановский и Носков (Глебов). Чтобы не нарушать конспиративности ЦК, которому предстояло работать внутри России, председатель съезда по договоренности назвал только одного Глебова.
Председателем Совета партии по запискам избрали Плеханова. "Компактное меньшинство" - этим выражением горделиво козырнул Троцкий уклонилось от голосования.
Касса опустела, и 23 августа пришлось, комкая оставшиеся вопросы, съезд закрыть.
Плеханов вяло встал. В нем не было той торжественности, которая радовала всех при открытии. Погладив бородку, начал последнюю речь. Голос у него был тусклым, слова бесцветными. Он только напомнил, что постановления съезда обязательны для всех членов партии.
Большевики сгрудились возле стола. Ленин, от радости щурясь, словно в самый солнечный день, сказал:
– Завтра утром мне хотелось бы, друзья, вместе со всеми вами, я подчеркиваю - со всеми, посетить могилу Маркса. Нам есть о чем молча посоветоваться с нашим учителем.
– Да, да, великолепное предложение!
– откликнулся Плеханов, приподымая трость до уровня груди.
– Хайгейтское кладбище до сих пор почему-то оставалось существенным пробелом в моем знакомстве с Лондоном.
7
Шли гуськом между могил. Шагали бесшумно, будто боялись потревожить давно усопших. Впереди - Ленин. Он вел к надгробию, в изголовье которого кудрявился кустик вечнозеленого мирта. Там первым снял шляпу. За ним, стоя в два ряда вокруг могилы, все склонили обнаженные головы, словно только что опустили в могилу самого близкого человека.
Помолчав, Плеханов положил пунцовую розу, купленную у входа на кладбище. Ленин воткнул возле плиты жесткий стебелек бессмертника. И остальные делегаты воткнули по такому же цветку. Оранжевые чашечки крепких цветов напоминали пламя свечей, зажженных вокруг надгробия.
Дмитрий Ильич осторожно сорвал глянцевитый и пахучий листик мирта, положил в записную книжку.
– Вот и расстаемся...
– сказал Ленин, надевая шляпу.
– И будем верны его бессмертному слову. Примемся за новую работу.
На обратном пути зашли в Риджент-парк, на просторной лужайке, где коротко подстриженная мурава напоминала богатый ковер, встали в кружок, выжидательно переглянулись. Расходиться не хотелось. Каждому не хватало еще каких-то слов.
– Перед отъездом полагается посидеть, - сказал Георгий Валентинович.
– Для успеха дела.
– И, опираясь рукой на трость, а второй откидывая полы редингота, опустился на коленки.