Точка опоры
Шрифт:
– Да?!
– удивился Ленин, про себя отметив: "Очередное влияние Георгия Валентиновича!" Вслух сказал с легким вздохом: - Мартова жаль было терять. И больно видеть в числе противников.
– Вы считаете его для нас потерянным? Я бы так не сказал.
– Плеханов отпил глоток кофе.
– Знаете, бывают иногда такие скандальные жены, что им необходимо уступить во избежание истерики и громкого скандала перед публикой.
– Вот как! На съезде вы заверяли, что не будете разводиться со мной, - усмехнулся Ленин и слегка прищурился, - а теперь у вас другая "жена".
– Не у
– ответил усмешкой Плеханов.
– И мне не хотелось бы, чтобы вы окончательно разводились с Мартовым.
– А у меня от табака такой "жены" горло перехватывает!
– Владимир Ильич отодвинул пустую чашку.
– Но шутки в сторону.
– Прищурился больше прежнего.
– Уступить, говорите? Только не в принципиальных вопросах.
– Да какой там принцип! Одна амбиция! Ставка на лидерство!
– Нет, нет, дело не в одной амбиции. Гораздо хуже. Вы недооцениваете Мартова как противника. Его первый параграф устава - это принципиальная линия, чуждая марксизму.
– Горячо и громко!
– Плеханов тоже отодвинул чашку.
– А может, все же попытаться? Для дела. Нам вместе...
– Если уступить, то только в каких-то частностях и так, чтобы сохранить за собой силу не допустить еще большего "скандала".
– Этим я и озабочен.
– Но если вам не удастся добиться мира, приемлемого для большинства, которое вы последовательно отстаивали на съезде, я сохраню за собой свободу действий. До конца разоблачу "скандальную жену", которую даже вам не удавалось успокоить и утихомирить.
– Мы обязаны использовать все средства.
– Плеханов сказал это твердо и официально, как председатель Совета партии.
– Попробуем в добрый час Указал на письменный стол: - Прошу.
И Владимир Ильич обмакнул перо в чернила.
– "Уважаемый товарищ!
– слово за словом произносил вслух.
– Редакция ЦО считает долгом официально выразить свое сожаление по поводу Вашего отстранения от участия в "Искре" и в "Заре" (No 5 "Зари" в настоящее время готовится к печати)... Какое-либо личное раздражение не должно, конечно, служить препятствием к работе в Центральном Органе партии.
Если же Ваше отстранение вызвано тем или иным расхождением во взглядах между Вами и нами, то мы считали бы чрезвычайно полезным в интересах партии обстоятельное изложение таких разногласий".
Перо, хотя и было не своим и непривычным, лишь изредка отрывалось от бумаги, удлиненные буквы как бы летели, плотным строем устремленные вперед:
"Наконец, в интересах дела, мы еще раз ставим Вам на вид, что мы в настоящее время готовы кооптировать Вас в члены редакции ЦО для того, чтобы дать Вам полную возможность официально заявлять и отстаивать все свои взгляды в высшем партийном учреждении".
Поставив точку, Владимир Ильич встал, хотел передать лист и перо Плеханову, но тот медленным движением руки остановил его.
– Вам работать в "Искре", и первая подпись должна быть вашей.
Такие же письма, за исключением последнего абзаца, они послали всем старым соредакторам и бывшему сотруднику Троцкому. Трое ответили кратко: при новой редакции они не будут писать для "Искры". А Мартов прислал письмо, полное заносчивого высокомерия: "Я
Мартов, ничем не брезгуя, готовился к атаке.
...Надежда проснулась первой, бесшумно поднялась, на цыпочках повернулась к кровати мужа и тревожно взглянула на его лицо. Бинт у него сдвинулся на лоб. Под левым глазом и на виске чернели ссадины. Бровь слегка припухла, возле шва, наложенного врачом, небольшое покраснение.
...Вчера он после очередной стычки с меньшевиками в кафе "Ландольт" спешил домой на велосипеде, и по дороге случилась с ним эта беда: в задумчивости не заметил трамвайной колеи, колесо вдруг застряло в углублении возле рельса, и он - о ужас!
– с размаху ударился лицом о каменную мостовую. Глаз каким-то чудом уцелел. Обливаясь кровью, он добрался до врача. Тот промыл ранки, наложил шов и несколько успокоил: ушиб глазного яблока, надо надеяться, не повредит зрению.
Больной заснул только перед утром, и она, Надежда, тоже заснула. Не слышала, когда он, повертываясь, сдвинул бинт...
Теперь Владимир спал, лежа на спине. Наклонилась поближе: ссадины под глазом и на виске как будто подсыхают.
Не надо больше мазать йодом. Да, определенно подсыхают.
Почувствовав ее теплое дыхание на своем лице, Владимир открыл здоровый глаз.
– Надюша...
– Взял ее руку, погладил.
– Ты не волнуйся, мне уже лучше.
– Тебе надо полежать. И все пройдет.
– Сегодня полежать?! В такой день?!
– Это, Володя, необходимо. И я пойду одна...
– Но это...
– Владимир порывисто приподнялся, положил жене руки на плечи, и она села рядом с ним.
– Ты сама знаешь, перед боем позиций не покидают. Отступают только трусы...
...На съезд Владимир Ильич был делегирован Заграничной лигой русских революционных социал-демократов, и теперь меньшевики, которым в Лиге принадлежало большинство, потребовали его отчета. В Женеве находились три члена правления Лиги - меньшевик Дейч и большевики Папаша (Литвинов) и Саблина (Крупская). Когда обсуждался вопрос о срочном созыве съезда Лиги, Дейч, оставшийся в одиночестве, написал остальным двум членам правления, проживавшим в Париже и Берлине. Что они ответят? Те подали голоса за съезд Лиги. И меньшевики, члены Лиги, заранее съехались в Женеву. Успели сговориться. Сегодня, 26 октября, открытие съезда Лиги...
– Я пойду одна, - повторила Надежда со всей настойчивостью, на какую только была способна.
– Нет, нет, ни в коем случае.
– Попрошу отложить. Хотя бы на один день. Должны же они понять.
– Меньшевики?! Мартовцы?!
– Владимир погладил руку жены.
– Какая ты, Наденька, наивная! Да они обрадуются!
– В конце концов, Вера Михайловна*, член Лиги и врач, подтвердит твою болезнь.
_______________
* В. М. В е д и ч к и н а - большевичка, жена Бонч-Бруевича.