Точка опоры

Коптелов Афанасий Лазаревич

– Пойми - это невозможно. И не уговаривай.
– Владимир встал.
– Я готов к реферату, и я пойду. Сегодня решительная схватка.

Надежда удержала его за рукав:

– А вот к умывальнику я тебя не пущу.
– Согрела лицо мягкой улыбкой.
– Тут уж придется подчиниться. Утру тебе лицо влажным полотенцем. Осторожненько. И сделаю новую повязку...

– Хорошо. Только надо поторапливаться...

Меньшевики действительно обрадовались травме Ленина.

– Подбил себе глаз?!

Не придет?! Ну и пусть сидит дома.

– Вовремя, вовремя!
– перебрасывались злорадствующими фразами, сидя за столиками кафе "Ландольт", где собрались члены Лиги.

– Без него обойдемся!
– сказал Троцкий и уважительно кивнул головой в сторону Мартова: - У нас есть кому выступить с рефератом о Втором съезде.

– Я и при нем не промолчу, - отозвался Мартов.
– Потребую для себя корреферат.

– Ваше дело...
– шевельнул плечом Плеханов.

– Корреферат от меньшинства?
– спросил Ленин, неожиданно входя в зал.
– Я думаю, Георгий Валентинович прав.

– Лига должна знать все!
– выкрикнул Троцкий, вскакивая со стула и вскидывая бородку.
– Все вскрыть, все взвесить на весах разума!

– Какое нетерпение!
– заметил Плеханов.
– А я полагал - сначала надо избрать бюро съезда.

Бонч-Бруевич, спокойно погладив бороду, предложил избрать в бюро одного человека от большевиков, одного - от меньшевиков и одного - от правления Лиги.

– А вы нам не диктуйте!
– снова вскочил Троцкий.
– Мы не крепостные! И Лига суверенна!

Меньшевики, как по команде, крикливо поддержали его. Пользуясь своим численным превосходством, избрали бюро из своих сторонников. Председателем - Гинзбурга, не менее крикливого, чем Троцкий.

Мартов сунул пальцы за воротник, рванул его, как при удушье; узел галстука сбился набок, заношенные манжеты вылезали из коротких рукавов пиджака; выхватив из кармана листки бумаги, пошелестел ими, что-то записал дрожащей рукой.

"Скандала на публике, которого боится Плеханов, не миновать, отметил про себя Владимир Ильич.
– Даже ему не успокоить "истеричную жену".

Ленину для доклада предоставили два часа. Он, уважая регламент, с легким кивком головы сказал председателю, положившему перед собой часы:

– Постараюсь уложиться.
– Достал часы.
– Ваши спешат. Учтите - на четыре минуты.

– Спешат оттого, что мне дорого не прошлое, а будущее, - попробовал отшутиться Гинзбург, и, согнав улыбку с лица, добавил: - Будущее партии.

– Большевикам будущее партии еще дороже, - отпарировал Ленин.
– Иначе мы не были бы здесь. Но не будем терять секунд.

Повернулся к залу. В левой руке держал часы, в правой - листки с тезисами, свернутые трубочкой. Доклад начал спокойно. Говорил четко и твердо, излагая

события съезда день за днем, вопрос за вопросом. И ни разу не воспользовался листками. Сжимая их, то уверенным движением предупреждал кого-то в зале, то как бы подносил слушателям бесспорные слова, то грозил в сторону непоседливых меньшевиков.

– Не перебивайте.
– Взглянул на часы.
– У меня остается уже только двадцать пять минут.
– И к председателю: - Прошу не засчитывать минуты, украденные у меня крикливыми оппонентами.

Больше всех стучал кулаком по столу и истерически кричал Мартов. Пряди волос его прильнули к мокрому лбу, капли пота падали с усов.

– Еще полторы минуты напрасного шума, - отметил Ленин, взглянув на Потресова, привалившегося плечом к стене. У того нервно дергались руки, беспрерывный тик искажал лицо, словно припадок пляски святого Витта, и Ленин смягчил голос.

Перейдя к первому пункту устава, принятому в меньшевистской редакции, он сказал:

– Голосуя за свою формулировку, Мартов и компания оказались в оппортунистическом крыле нашей партии.

– А вы... вы... твердокаменные ортодоксы!
– Мартов, хрипя, сорвал с себя галстук.
– Создали осадное п-положение! Узурпаторы!

– Крик и ругань, Юлий Осипович, не украшают революционера, попытался Ленин охладить его.
– Не лучше ли деловито поговорить о выполнении решений съезда? Мы, большевики, за это.

– Здесь не ваше, а наше большинство, господа осадники!

– Ненадолго. Большинство было и будет у нас. Рабочие, подлинные марксисты, пойдут за нами. Почитайте письма комитетов.

Глядя на часы, Ленин переждал шум и перешел к рассказу о выборах. Но едва он успел упомянуть о том, что его предложение о двух тройках было известно еще до открытия Второго съезда и в редакции "Искры" никто не возражал, как Мартов снова ударил кулаком по столу:

– Ложь!

Ленин окинул взглядом зал. Кто может подтвердить разговор в редакции о двух тройках? Потресов? Но тот, все еще не освободившийся от жестокого тика, сидел с закрытыми глазами. Троцкий, как и следовало ожидать, тоже промолчал.

– Читайте протокол съезда, - сказал Ленин.
– Там записано.

Мартов продолжал стучать.

– Ложь!.. Ложь!.. К-кровь старой редакции на вашей совести...

Не выдержав, Плеханов встал, как пастор перед грешником, блеснул латынью:

– Юпитер, ты сердишься, значит, ты не прав.

Мелкими, семенящими шажками Мартов подбежал к нему и с безнадежным сожалением покачал головой.

– И ты, Брут, туда же?
– Погрозил пальцем возле самого носа Плеханова.
– Но я в долгу не останусь!
– Стукнул себя кулаком по впалой груди.
– Цезарь жив!