Точка росы
Шрифт:
Отрываясь от окна, Викторенко натыкался глазами на Егора Касаткина. Рыжая борода его ослепительно горела. Викторенко до сих пор не мог решить, правильно ли он поступил, включив его в бригаду. Сыграло желание убедиться, что его воспитательный метод без наказания тюрьмой даст положительный результат. «Начальник, сам посмотришь, что стоит настоящий варило. Шестой разряд — это тебе не бантик с кисточкой! Поумнел Егор Касаткин после одной ночной драки. В грязь своей сковородкой не ударю!»
Взгляд Викторенко теплел, когда он смотрел на своих
Рядом с хлопцами сидел Сергей Пядышев. Уткнув голову в полу меховой куртки, сладко похрапывал после ночной смены.
Викторенко старался представить, где разорвало трубу. Осенью, когда прилетал с Луневым, прошагал по тундре до скважины все пятьдесят километров.
Из кабины вышел второй пилот и объявил:
— За бортом пятьдесят три градуса!
Сообщение не вызвало радости. Пятьдесят три градуса имеют разное измерение: в поселке или в открытой тундре! Каждый из летящих в самолете ощущал глухие удары ветра и судорожное дрожание расчалок между крыльями. Если трубу разорвало недалеко от поселка — это еще подарок. А если в тундре — беда! А если на дне озера?
Ан-2 подбрасывало вверх, потом швыряло вниз. Летчики с трудом удерживали машину. За окнами густела темнота, и снег медленно синел.
Викторенко несколько раз посматривал на часы. Летчики не укладывались в расчетное время. Невольно подумал: не сбились ли с курса? Хватит ли горючего до Таза? Наверное, радист рыбозавода уже отбил не одну тревожную телеграмму, сообщая о пропавшем Ан-2 с ремонтной бригадой. Иван пока никому не высказал свои сомнения, чтобы зря не волновать парней. Завидовал безмятежному сну Пядышева.
— Морозец будь-будь, — сказал глухим голосом Егор Касаткин, обращаясь к Викторенко. Ему хотелось расположить к себе начальника комплекса, но он не знал, как продолжить разговор, и хмурил лоб. С дружками проще. Можно болтать о закуске, показать, как зубами легко поднять стакан с водкой. Или начать ругать бормотуху. По привычке вытащил из пачки сигарету, поймав настороженный взгляд Викторенко, виновато улыбнулся. Размял сигарету в пальцах.
— Морозец будь-будь!
— Злой мороз!
— Не то сравнение, — в разговор вмешался Николай Монетов. — Дурной мороз!
— В тундре даст нам чертей, — Гордей Завалий зябко поежился.
Ан-2 зашел на посадку в кромешной темноте. Снежный наст как зеркало отражал сверкающие созвездия. Звезды накрыли землю рыболовной сетью, и каждая ярко горела, как вбитая навечно круглая шляпка большого гвоздя.
Горящие костры помогли летчикам определить землю.
Ремонтников встречал директор рыбозавода. Он был простужен и то и дело шмыгал синим носом.
— Заждались мы вас. Не поселок, а госпиталь. Все расхворались. Завод остановили.
— Когда разорвало трубу? — спросил нетерпеливо Викторенко.
— Три дня, однако, — сказал,
— Директор, а мороз будь-будь! — Егор Касаткин решил обратить на себя внимание. — В такой мороз вы любой день сактируете, а нам придется работать. Без горючего долго не выдюжим!
— Не беспокойтесь, распорядился. Уходил — повариха пельмени лепила.
— Порядок, — обрадовался Егор, сбивая с бороды сосульки. — Всосем по стакану водки и поиграемся с пельмешками. А разобраться, при таком закусе и двух стаканов мало!
— Где трубу разорвало? — Викторенко плечом отодвинул сварщика, мысленно обругав себя: Касаткина, видно, могила исправит. — Придется перекрыть скважину. На чем добираться?
— Трактор есть, но, боюсь, его не завести. С осени стоит. Тракторист улетел на Большую землю. Оленей дадим. Две мерки надо пробежать!
— Две мерки? — удивился Монетов. — Это что же — сорок километров?
— Когда сорок, а в другой раз — пятьдесят. Сэвтя с вами поедет за каюра. Он у нас специалист по газу.
Аварийную бригаду разместили в клубе. Около круглой бочки из-под солярки лежали нарубленные покрышки. Ими топили, как березовыми поленьями. Пахло резиной. В воздухе хлопьями летала сажа.
Сдвигая лавки к стене, Сергей Пядышев заметил:
— Печка есть, ну чем не санаторий, и спать ляжем но отбою!
Наступило утро, но света за окнами не прибавилось. Небо было затянуто тучами, снег не слинял, оставался по-прежнему синим.
Сбивая с кисов снег, вошел Сэвтя.
— Ань-дорова-те, мужики! Однако, газ ловить пора!
— Не ловить, а загонять в трубу, — поправил Викторенко. — Сэвтя, а ты здорово подрос. Был маленький-маленький, а сейчас вон как вымахал. Выше меня стал!
— Загонять, — захохотал рыбак. — Пусть загонять. Однако, надо ехать, олешки стынут!
Уселся Викторенко на нарты. Сэвтя взмахнул хореем. Понесли олени. В центре хор с ветвистыми рогами, а по сторонам впряжены важенки. Не узнал Викторенко знакомый поселок. Не узнал и знакомую тундру. Осенью все здесь выглядело по-другому. Дома казались выше, собранные из крепких бревен, а тундра тогда поразила его своими щедрыми цветами и позолотой листьев на березках и ивках.
Сейчас дома по крыши утопали в сугробах, похожие на огромные кочаны капусты. Над трубами, завиваясь кольцами, вились черные дымы. На снег летела липкая сажа.
В серых сумерках Викторенко не заметил, когда кончился день и наступила ночь. Сэвтя останавливал нарты. Олени кормились и снова мчались вперед, взвихривая снег. Несколько раз Викторенко засыпал и снова просыпался. Сначала он обо всем спрашивал каюра, а потом замолчал: у него смерзлись губы. Не помнил, когда добрались до скважины и им удалось закрыть заслонку.