Точка росы
Шрифт:
— Иван Спиридонович, тебя решили поставить на третий комплекс, — Тонкачев повернулся и показал рукой на схему. — Первый цех в работе, а второй тебе достраивать. Проследишь за работой строителей и монтажников. Сразу садись за чертежи, постигай науку. Это первый деловой совет.
— Понятно.
— Не торопись. Оборудование поставляют французские фирмы. Я убедился, там тоже великие путаники. А нам, эксплуатационникам, надо каждый болт опробовать руками. — Наклонился к Викторенко и сказал доверительно, как самому близкому человеку: — Мыслишка одна замучила меня. — Рукой провел сверху
Викторенко не сразу понял идею главного инженера.
— Пока воюю с цифрами и бумажками. Готовлю записку для министра. Поддержат — сэкономим миллионы. Французский инженер, естественно, против моего предложения. Поставил условие: если увеличим добычу газа на любой установке, фирма не несет ответственности. Пугает взрывом и пожаром.
— А как начальство?
— Малоземов отмалчивается.
Викторенко подумал, что приказ о его переводе пришелся вовремя. Чтобы в совершенстве знать производство, надо начинать с нуля. Он готов работать слесарем и вместе с монтажниками устанавливать оборудование. Учеба есть учеба.
Тонкачев пригласил Викторенко на ужин. Не успели сесть за стол, как старшая дочь, худенькая, подвижная, вся в отца, поставила на стол большую сковороду с жареными грибами.
— Свежие грибы? Откуда?
— Секрет дочерей!
Из соседней комнаты как по команде вышли три светловолосые девочки. С любопытством разглядывали гостя.
Глава вторая
Появление в вагоне-городке нового человека всегда событие, а особенно, если на работу прибыл новый начальник комплекса. В Медвежьем Викторенко поразил всех ростом, худобой и задумчивыми серыми глазами. Задубленное морозом и холодными ветрами лицо выдавало, что он успел пожить на Севере.
По мнению многих, Спиридон, как окрестили Викторенко, «мужик что надо: дело знает, работяг любит, лодырей не терпит». Самого Викторенко не покидало чувство удивления, почему Лунев рекомендовал в Медвежье его, а не кого-то другого.
Месяц за месяцем прошел год.
Из отряда приходили письма. Он узнал, чему очень порадовался, что Гордея, которому он перед отъездом дал рекомендацию в партию, назначили начальником строительного участка. Гордей писал, что по его рисунку начали рубить из бревен профилакторий: «Думаю, обязательно выручит моя фигурная зубастая пила!» Страничка заканчивалась припиской: «Боюсь, что из меня не выйдет начальник. В армии старшина говорил, что каждый командир отделения должен выработать командирский голос! А у меня настоящего, командирского голоса нет, не знаю, прорежется ли вообще!»
Касьян Лебедушкин сообщал, что Юля родила второго сына: «Назвали в твою честь Иваном».
Викторенко тоже писал ребятам:
«Медвежье в самом деле стало для меня „университетами“. В Игриме у нас один комплекс, а в Медвежьем их должно быть десять. А это значит, что в десять раз больше потребуется классных специалистов, не говоря уже о слесарях, сварщиках и операторах».
Викторенко по обыкновению поздно возвращался с комплекса
— Здравствуй, друже! Не обидешься, что без спроса вломился к тебе? Сосед дал ключ. Искал тебя в Игриме, а ты в Медвежьем. Слышал, начальником комплекса назначили тебя?
Викторенко в замешательстве не отвечал. Пытался представить, зачем прилетел Смурый.
— Здравствуй! Вломился так вломился! — сказал Иван без особой радости.
— Не рад, что я приехал?
— Сказать по правде: вроде рад и не рад!
— Давай забудем старое, — быстро выпалил Смурый. Рассказал, что год проработал в Шебелинке, потом перебрался в Харьков в научно-исследовательский институт. — Ты понимаешь, в институте толком не знают, где Западная Сибирь. Заела меня обида. Подбросил идейку, а меня в штыки. По плану такой темы нет, посоветовали не соваться. Поссорился — и тикать!
Во время сбивчивого рассказа Смурого Викторенко то и дело ловил себя на мысли, что товарищ что-то недоговаривал. Золотое кольцо на руке подсказало, что Анатолий женился. Отнесся к этому Иван совершенно спокойно.
— Ты один живешь? — спросил Анатолий.
— Пока один.
— А я ведь женился, — с вызовом сказал Смурый. — На Асе. Сюда хотела со мной лететь. Но я не взял. Чего доброго отобьешь. Она и так призналась, что ты ей всегда нравился. А сейчас вообще стал для нее героем. Видишь, как бывает? Ты нравился, а за меня замуж вышла!
— А я и не знал, что нравлюсь!
— Решил податься к тебе. Помнишь, как мы хорошо с тобой жили вместе? Сколько у нас было разных планов? Ты ведь хотел автоматизировать производство. Не забыл?
— Не забыл! — Викторенко пожалел товарища, но Смурый приехал слишком поздно. Старую дружбу не восстановить. Разбитый глечек не склеивают!
— Ты ложись, Анатолий, а я еще посижу. — Викторенко по старой студенческой привычке навернул на настольную лампу газету, и сразу половина комнаты потонула в темноте.
— Малюешь?
— Есть трохи!
Смурый подошел к кульману. Принялся рассматривать готовый чертеж, обкусывал заусенцы на пальцах.
Викторенко почувствовал, что работать спокойно не сможет. Чужое дыхание обжигало затылок.
— Есть другое решение, — сказал Смурый, затаивая улыбку. Взял карандаш, перенес автомат ближе к абсорберу.
— Критиковать всегда легче, — сказал нетерпеливо Викторенко. Он не хотел объяснять, что переиграл все варианты. За чертежами проведены десятки бессонных ночей, а расчетами исписан не один блокнот. — Давай — спать. Утро вечера мудренее!
— А ты не терпишь критику!
— Критика должна быть разумной.
— Ну как знаешь, — обиженно протянул Смурый. — Не собираешься в Уренгой?
— Работы и здесь выше головы. Пора спать. Завтра мне на работу! — Викторенко лег, но сон не брал его. Ворочался с одного бока на другой. Смурый из праздного, любопытства спросил об Уренгое, а для него новое месторождение может стать еще одним «университетом». Впрочем, как решит начальство.
А может, и для Анатолия Уренгой не просто любопытство. Только он сам, без начальства, решает свою судьбу.