Точка Выбора

Горцев Николай

– Послушай, дядь, мне очень важно.
– сказал я, решив раскручивать ту же полноценную легенду.
– У меня проблемы.

– Я вижу, что у тебя проблемы.
– сказал мне дядя, как только мы вышли из толпы и направились в арку многоэтажной «брежневки».
– Даже обращаешься ко мне по-другому. Что, совсем забыл меня что ли?

– Представляешь, да! Не тебя, вообще всё забыл!

– Как всё?
– удивлённо посмотрел на меня мужчина.
– Как меня зовут?

– Да не помню я!
– продолжал я гнуть своё.
– Если бы помнил!...

– Костян, да ты меня разыгрываешь!
– засмеялся

дядя.
– Не верю!

Я протянул ему телефон со словами:

– Пару дней назад бухал с друзьями. Видимо, палёная водка. Так напился, что однажды проснулся, и не помню ничего! Вот, набери Светке, она подтвердит.

– Да что у меня, номера твоей Светки нет?!
– буркнул дядя отталкивая руку с телефоном и машинально достав из кармана свой старый кнопочный «кирпич» с чёрно-белым дисплеем. Тут, похоже, его осенила какая-то мысль и он схватил меня под руку и засеменил быстрее.
– Ты с кем бухал? С Колькой?

– Каким Колькой?
– машинально переспросил я.

– Что значит каким!?
– рявкнул дядя — У тебя что, их много? Ишь, собутыльников развёл. Воеводиным конечно. С Колькой Воеводиным бухал?

– Да!
– уверенно скзал я, подумав, что это внушит доверие, а потом вдруг понял, что дядя может и проверить, и на всякий случай открестился от этого: - Нет... Не помню... Дядь, я ничего не помню, представляешь!

– Значит так!
– каким-то строевым голосом сказал дядя.
– Ты с Воеводиным больше не водись. Он тебе никакие таблетки не давал?

– Какие ещё таблетки, дядя!?
– возмутился во мне спортсмен-зожник — Ты за кого меня принимаешь?

– Ну-ка не ля-ля мне тут! Давал или нет?
– прикрикивал он на меня тихим голосом, когда мы вошли в арку, чтобы никто не услышал эха его слов.
– Я тут узнал недавно, что твой Колька наркоман! Может и у тебя с памятью всё...

– Дядя, перестань!
– я постарался вернуть его в реальность и высвободил свою руку из его крепкого обхвата.
– Хорош уже издеваться! Не наркоман я и не думал никогда употреблять! Я ж говорю, водка палёная. И пацаны подтвердят!

– Угу, не наркоман!
– тихо улыбнулся дядя.
– Да ты посмотри на себя! У тебя же крыша поехала. Водку ты всегда называл «водярой», и никак иначе. А тут вдруг на тебе! Водка! Какие мы официальные стали.

Дядя остановился, огляделся, убедившись что в квартале, куда мы вошли, нет ни души и никто не слышит разговора. Он указал на меня пальцем и продолжил медленным, негромким, но строгим тоном, как бы чеканя слова:

– А меня ты всегда называл дядей Мишей! Дядьмиш, дядьмиш! А тут вдруг — просто «дядя». Я ж тебя знаю как облупленного, Костик!

– Ну раз знаешь как облупленного, позвони Светке, она подтвердит мои слова.

Дядя снова достал спрятанный сотовый и долго искал номер «Светлана», листая телефонную книгу с самого начала. Я разглядывал его. Это был мужчина лет пятидесяти, худой, темноволосый, со сморщенной кожей простого работяги, какая обычно бывает у тех, кто любит по выходным приговорить «чекушку». Посреди лета он стоял одетый в кофту и кожаную куртку. Куртка была по виду чуть ли не советская — поношенная, потёртая, с потрескавшейся местами кожей. Куртка была расстёгнута и я увидел, что кофта под ней тоже очень старая, кое-где она даже была поедена я молью. Она была бордового цвета и ассоциировалась

у меня с советскими настенными коврами и старой деревянной мебелью брежневских времён. Как он ходит в этом в относительно тёплый, пусть и пасмурный день — для меня большая загадка. Обычно старики говорят про себя «кровь не греет». Однако, как мне объяснили в центре, греет не кровь, а колонии полезных микроорганизмов в кишечнике. И у пьющих они, как водится, погибают, оставляя медленно умирать и своего носителя...

Набрав наконец Светлану, дядя поприветствовал её. Больше ему говорить не пришлось. Я услышал в трубке начало длинного монолога. Он начинался со слов:

– Ой, представляете, наш Костя совсем...

Я понял, что сейчас «любимая жена» сама всё доложит моему родственнику. Дядя только тихо мычал в ответ на некоторые её фразы, чтобы поддерживать разговор. Через некоторое время он спросил:

– А точно пьянка? Может...

Жена тут же поняла намёк и дяде пришлось на несколько секунд отстранить от уха трубку, в которой тем временем довольно громко были слышны слова:

– Да нет, что вы, он не такой, да он у меня...

Скорее всего жена перечисляла, какой же я козёл, но наркоманом я на стал и не стану, потому как козёл я хороший, и вообще я её козёл и она меня «любит». В последнем я не сомневался, однако глядя в зеркало на это ожиревшее тело, временами, меня удивлял её выбор. Ну, может когда-то раньше в этой «параллельности» я был другим, может у нас и были чувства. То же, что происходит между нами сейчас, я бы и не стал называть чувствами. Скорее расплатой за прошлые ошибки.

– Понятно всё. Ну вы держитесь с мамой.
– подытожил дядя, скинул вызов и недоверчиво посмотрел на меня, убирая телефон в карман.

– Дядь Миш! Ну я правда ничего не употреблял. Водяра это. Точно тебе говорю, водяра!
– словно вырвался из меня «монолог параллельного Костика».

– Теперь узнаю.
– сказал мягко дядя, однако взгляд его по-прежнему искрил недоверием.
– Ладно, пойдём сядем что ли.

Мы направились к шахматным столикам, стоящим во дворе неподалёку от детской площадки. Мой разум стал выхватывать из «параллельной памяти» обрывки образов. Я вспоминал, что уже видел это место, что здесь часто собирались пенсионеры, поиграть в шахматы, шашки и нарды. Иногда резались и в карты. Сейчас же, видимо, все эти пенсионеры на митинге, ностальгируют по советскому прошлому — с проспекта доносились обрывки старых песен, голос напоминал уже покойного в моей старой вероятности Кобзона.

Сев за один из столиков, мы с дядей разговорились. Он посочувствовал мне, и посоветовал обязательно обратиться к «мозгоправу». Я просил дядю Мишу рассказать всё, что он про меня знает, от начала и до конца, внимательно слушал его и вспоминал. Вспоминал не всё, но некоторые вещи из этой параллельности приходили в виде образов и эмоций.

Так я узнал всю историю нашего с матерью пребывания здесь. Действительно, после смерти моего отца мать нуждалась в поддержке родных, и переехала ближе к сестре — в Харьков. В текущей вероятности я не поступил в экономический колледж, а пошёл в 11 класс, потому был ещё школьником когда это случилось. Мать перевезла меня с собой, а квартиру сдавала, на что мы жили спокойно и безбедно, потому как цены на большинство товаров на Украине были ниже.