Точка
Шрифт:
Сигарету она погасила и с минуту, не обращая внимания на выгнувшегося Искина, печатала на машинке. Подергивался в каретке, принимая в себя очереди из букв и символов, серый бумажный лист. Искин молчал, с усилием пропуская воздух в легкие.
— Так как вас зовут? — приподняла голову Аннет-Лилиан.
— Леммер Искин.
Женщина отняла руки от клавишей и достала из пачки новую сигарету.
— Может, начнем сначала? — спросила она, закурив. — Мне не хочется часто обращаться к Петеру, он может перестараться. Так ни для меня, ни для вас никакого толка не будет. Давайте мы сделаем следующее. Я расскажу
— Это торг? — спросил Искин.
Аннет-Лилиан выпустила дым изо рта.
— Определенно.
— Гарантии?
Аннет-Лилиан отставила руку с сигаретой.
— Никаких. Но если… — она сделала акцент на последнем слове, — …если информация, которую вы нам дадите, продвинет нас в нашем деле, мы оставим вас в Остмарке. Пожалуйста, живите, прячьтесь, переезжайте куда-то еще. Вы нам станете не интересны.
Искин понимал, что это ложь, но должен был признать, что Аннет-Лилиан прекрасно владела искусством обмана. Ей хотелось верить. Только с Петером, дорогая Аннет, ты не спешишь по другой причине, подумалось ему. Если ты знаешь, что я являлся узником Шмиц-Эрхаузена, то должна быть в курсе, через что я прошел. Петер не сравнится ни то что с «электрическим папой», но даже с рядовым лагерным надзирателем.
И все же он не совсем понимал, о чем хочет торговаться хайматшутц.
— Хорошо, — сказал Искин, — я не совсем уверен, что могу быть полезен. Но про себя с удовольствием послушаю.
Аннет-Лилиан сухо улыбнулась.
— Это разумно. — Она затянулась. — Итак, вас зовут Леммер Искин. Это имя вы назвали при регистрации в городском центре беженцев три года назад. До этого вы были Яннисом Цатакисом, очень короткое время, не больше месяца, но на нем мы, так уж случилось, надолго потеряли ваш след. Пять лет назад, на пограничном пункте в Эсмаре, что западнее, вы представились Георгом Шлехтером. В Шмиц-Эрхаузене вы носили номер «6212», на Киле-фабрик за вами закрепили номер «3», а настоящее ваше имя…
Аннет-Лилиан сделала паузу.
— Я слушаю, — сказал Искин.
— Людвиг Фодер.
Она затушила сигарету.
— Что ж, — сказал Искин, — очень познавательно. Тогда вы должны знать, что я ненавижу хайматшутц.
— Я знаю, — сказала Аннет-Лилиан. — Как представитель хайматшутц, я вас ненавижу не меньше. И при других обстоятельствах, Людвиг, с удовольствием выпустила бы вам пулю в лоб, как врагу Фольдланда.
— В том то и дело, что я не враг Фольдланда.
Аннет-Лилиан приподняла тонкие брови.
— То есть, свое участие в Spartakusbundи коммунистической партии Тельмана-Неймана вы никак не связываете с изменой Родине?
Искин качнул головой.
— В коммунистической партии не состоял.
— Не успели.
— Да, меня арестовали раньше.
— А знаете, что господин канцлер лично вычеркнул вас из списка на помилование в тридцатом году?
— Какая честь!
— Он считает вас весьма опасным человеком. Он сказал мне, что вы схлестнулись на одном митинге после войны.
— Я не помню, — сказал Искин.
— Главное, что господин канцлер помнит. Но это все лирика, — Аннет-Лилиан посмотрела на кончик сигареты. — Как я уже сказала, это мы с вами можем отодвинуть в сторону. В одном, правда, случае. Если вы расскажете
Она перевела взгляд с сигареты на Искина.
— В смысле? — спросил Искин.
— Всю правду.
— Я же был подопытным, а не одним из его подручных.
— Это не важно. Мы знаем, что он любил делиться информацией со своим контингентом. Вот эту информацию нам бы и хотелось узнать.
— О юнитах?
— Именно.
— И только о них?
— Обо всем, что вы видели и чему являлись участником в Киле. К сожалению, людей, имевших какое-либо отношение к юнит-технологиям, осталось удручающе мало, приходится гоняться за вами по всей Европе.
— А разве Штерншайссер не объявил о сворачивании программы? — спросил Искин.
— Наш интерес как раз и вытекает из указаний господина канцлера.
— Но ведь в Киле…
— Сейчас мы говорим с вами, Людвиг, — Аннет-Лилиан отклонилась на спинку стула и, затянувшись, выдохнула дым к потолку. — Все, что осталось в Фольдланде, осталось в Фольдланде. Речь идет о вас.
Искин шевельнул плечами, проверяя прочность веревок, стянувших кисти рук.
— Мне надо подумать, — сказал он.
— Думайте, — Аннет-Лилиан, щурясь, посмотрела на маленькие часы на запястье. — Хватит пяти минут?
— Полагаю, да.
— Тогда время пошло, Людвиг.
— Лучше — Леммер. Я отвык от своего настоящего имени, — сказал Искин.
— Как скажете.
Аннет-Лилиан встала и, разминая шею, пошла по проходу между стеллажами. Ее худая фигура то грациозно появлялась на свет, то пропадала во тьме. Метров через двадцать она повернула обратно, но где-то на середине пути шагнула в сторону — то ли в помещение по-соседству, то ли наружу. Глухо стукнула дверь.
Петер за спиной Искина не проявил признаков беспокойства. Стоял, изредка похрустывая костяшками пальцев. Видимо, такое поведение Аннет-Лилиан было в порядке вещей.
Пять минут.
Искин посмотрел на лист в пишущей машинке и закрыл глаза. Ладно. Попытаемся прокачать ситуацию. Похоже, он не интересен хайматшутц сам по себе и представляет ценность лишь как источник информации о Кинбауэре. Что это значит? Почему его не везут в Фольдланд, а допрашивают на месте? Уж переправить через границу с Остмарком необходимый груз хайматшутц и легально, и нелегально может без всякого труда. Хоть цирк, хоть эшелон. Хоть завернутого в ковер человека. В чем здесь дело? У них нет времени? Или это просто промежуточный, так сказать, «горячий» допрос? Что, если смысла везти его в Фольдланд нет никакого?
Он похолодел от этой мысли. Почему?
Потому что они не думают, что я могу рассказать что-то ценное, — ответил себе Искин. Потому что я — «трешка». Не Кинбауэр, не Берлеф, не Рамбаум. Беглец. Людвиг Фодер, третий подопытный экземпляр.
А второе — меня некуда везти, вдруг с предельной ясностью понял он. Фабрика на консервации, и, видимо, Штерншайссер уже не надеется на ее восстановление. Юниты вот-вот будут преданы забвению. Возвращать меня в Шмиц-Эрхаузен глупо. Самое простое — убить после допроса. Так, стоп. Не понятно. Если Фольдланд окончательно отказался от юнит-технологии, зачем вообще нужен Леммер Искин? Чего он такого особенного может поведать? Внутреннюю кухню Киле? Кто на какой койке лежал? Как сбежал?