Точки притяжения
Шрифт:
После этих слов её мама взяла трубку:
– Алло. Да. Да.
Она помолчала, потом, прикрыв трубку рукой, прошептала «плачет» и снова продолжила слушать.
– Да, – заговорила она в трубку, – Она здесь, кстати. Да. Я могу поставить на громкую связь. Ага. Сейчас.
Она отняла трубку от уха, положила её на стол между собой и дочерью и нажала на значок громкоговорителя.
– Это я, здравствуйте, – сказала Кира, удивлённая его внезапным желанием поговорить с ней.
– Кира? – немного робко спросил Марк, – Кира, здравствуй. Я… Я только что говорил твоей маме… В общем… Я соболезную вашей утрате и… Я не знаю, каково… – в этом месте его голос сорвался, но он справился с собой, – У меня тоже есть семья и… – его голос опять сорвался, но в этот раз он не смог сдержать плача и несколько раз всхлипнул, – Я постоянно думаю про вас и очень хочу вас
– Спасибо…
– Недавно я вспомнил, что твой папа рассказывал мне о твоём образовании и где ты сейчас работаешь. Я состою в руководстве одной компании, которая… В общем мы сейчас расширяем штат и… Если ты пришлёшь к нам резюме, то тебя точно возьмут, потому что у тебя есть опыт, и… – он звучал так неуверенно, что Кире стало его очень жаль: видимо, он действительно хотел помочь, но боялся быть воспринятым, как навязывающийся благодетель, – Я не уверен, что могу предлагать такое: может, тебе нравится твоё место, и я…
Во время его речи Кира подняла на маму изумлённые, но озарённые осознанием внезапной удачи глаза. Не отрывая взгляда от мамы, она, медленно подбирая слова, ответила:
– На самом деле мне очень нравится ваше предложение, потому что я как раз собиралась переезжать в ваш город.
Марк резко вздохнул и быстро заговорил:
– Я рад! У нас очень хорошо. У нас просторный офис и… Да! Самое главное: иногородним на первые полгода, – он сделал ударение на этом слове, чтобы показать внушительную длительность этого периода, – предоставляют квартиру, чтобы можно было накопить деньги и, так сказать, твёрдо встать ногами на твёрдую… или как там?.. И квартиры, по-моему, дают в пешей доступности.
Во время этой сбивчивой тирады глаза Киры, всё ещё направленные на маму и как будто пытающиеся своим пристальным взглядом передать обуревавшие её эмоции, раскрылись настолько широко, что далее оставалось только в изумлении приоткрыть рот. Не меняя ни позы, ни взгляда, она, как бы оправляясь от услышанного, всё так же медленно проговорила:
– Это так… здорово. Я обязательно пришлю резюме.
– Я сегодня же вышлю контакты! Я не сомневаюсь, что тебя возьмут. Возьми, пожалуйста, у мамы мой телефон и позвони мне, как тебе ответят.
– Хорошо. Спасибо вам… – сказала она и остановилась, так как не смогла найти слов, чтобы хоть как-то описать всё то, что она сейчас чувствовала, – просто… огромное.
– Я теперь даже не знаю, кому приятнее, – коротко засмеялся он, – Я очень рад. Я сейчас всё пришлю. Ещё раз примите, пожалуйста, мои соболезнования. До свидания.
– До свидания!
Марк, как и обещал, прислал контакты почти сразу же – если говорить точнее, то через минуту после завершения звонка. А Кира, как и обещала, обновила и отправила своё резюме, всё ещё немного сомневаясь насчёт успеха этого предприятия. Но предприятие, как и было предсказано, прошло успешно: сначала ей пришло письменное подтверждение, затем поступил запрос на собеседование по телефону, которое, к счастью для обеих сторон, прошло легко и гладко, а затем ей были высланы файлы с подробными инструкциями по адаптации нового сотрудника. Её выход на работу был запланирован на понедельник, идущий после следующего; в выходные перед этим она должна была переехать на новую квартиру. Кира, согласно их договорённости, позвонила Марку и рассказала ему об успехе; он же, если опустить все восторженные излияния и сбивчивые речи, был, опять же, очень-очень рад и попросил её позвонить ему в свой первый рабочий день: он хотел встретиться с ней с глазу на глаз.
Снова был собран семейный совет: мама и тётя обнимали, целовали и поздравляли Киру, хлопая её по плечу и беря с неё неоднократные обещания звонить им каждый день. Дом было решено продать вместе с мебелью; мама переезжала жить к сестре, которая собиралась выделить целую комнату под те вещи из продаваемого дома, которые они захотели бы оставить у себя – ненадолго или навсегда: это должно было решиться не сразу. С собой Кира планировала взять только один дорожный чемодан с самым необходимым; остальные вещи мама должна была выслать ей междугородней доставкой в течение месяца после переезда дочери в город. За сборами в дорогу, подготовкой к переезду, ревизиями одежды, книг, посуды и всего того, что люди могли нажить за всю свою жизнь, две недели пролетели как один день.
С работы Кира уволилась почти сразу же, взяв минимально позволенный в их фирме срок предварительного уведомления –
Мама должна была остаться жить у тёти. Более того, тётя настояла на том, чтобы они вдвоём с сестрой уехали в издавна планируемое и очень давно откладываемое длительное путешествие – конечно же, после того как продадут дом, окончательно разберутся с мелкими проблемами и освоятся с новым бытом.
Наконец-то настал тот день, когда Кира в своём двадцатипятилетнем возрасте, в который она вступила всего лишь пару дней назад, вышла из поезда на главном вокзале города, катя за собой чемодан со своими тщательно отобранными вещами и счастливо смотря на солнце, которое светило ей прямо в лицо и грело так нежно и приятно, как будто ласково обнимало её за плечо, прижимало свою голову к её голове и говорило, что сейчас всё будет по-другому и это другое будет таким же светлым, спокойным и приятным, как поздневесенний солнечный свет.
Она доехала на такси до указанного адреса; обнаружив с помощью водителя, что дом, в котором находилась её будущая квартира, оказался расположен в свободном от автомобилей дворе, она вышла на тротуар и, сопровождаемая уютным, но будоражащим своей непривычностью и сулящим новизну обстановки звуком чемоданных колес, пошла по направлению к дому. Дом оказался одним из многоэтажных корпусов жилого комплекса, двор которого был просторен, уютен и находился в небольшой низине по отношению к основной улице. Ключ от квартиры, как и было указано в присланном ей файле с инструкцией по адаптации иногороднего сотрудника, находился в почтовом ящике, который открывался цифровым кодом, а сама квартира располагалась на пятнадцатом этаже – на четырнадцать этажей выше, чем уровень, на котором она жила всю свою жизнь.
Квартира была маленькой, но невероятно уютной – именно так описала её Кира, когда, бросив чемодан на ковролин, которым была застелена большая часть пола, звонила маме и, бродя по квартире, как по музею, описывала всё, что она видела, и всё, что можно было найти, открыв дверцу, выдвинув ящик или отодвинув штору.
У квартиры не было отдельной прихожей: входная дверь впускала сразу в г-образное помещение, один рукав которого тут же уходил в левую от неё сторону; в нем стоял длинный и приставленный к стене диван («Нет, не раскладывается. Нет, мам, я уже и так и так попробовала. Да ты в любом случае поместишься»), напротив которого висел большой настенный телевизор («Тут нет каналов как таковых, тут просто интернет и приложения. Да, тут есть вай-фай. Ну, в первые полгода точно не я»); в самом конце этого рукава – в углу – стоял небольшой, но плотно наполненный книжный шкаф; там же начинался второй рукав: он уходил направо от первого; по всей внешней его стене расположилось высокое окно, завешанное тонкими шторами; в дальней и короткой его части была пристеночная кухня, еле-еле вместившая в себя холодильник, пару напольных и пару навесных шкафов. Перед кухней – перпендикулярно окну – стоял высокий и узкий стол, к которому с жилой стороны было приставлено два высоких табурета; ковролин заканчивался незадолго до них; справа от кухни, превращая букву «г» в букву «п», простиралась спальня, отделённая от непрерывного помещения глухой дверью, войдя в которую можно было обнаружить – слева – ещё одну дверь в маленький, но длинный совмещённый санузел, а далее увидеть немногословную комнату, состоявшую из кровати, которая по размерам стремилась к двуспальной («Слушай, если ты всё-таки приедешь, мы тут вдвоём поместимся…») и стояла, прислонившись головой к стене, за которой был санузел, и встроенного шкафа, занимавшего всю дальнюю стену – ту самую, на которой в другом помещении висела тонкая перекладина с не менее тонкими крючками для верхней одежды. Окно спальни было завешано шторой, но на этот раз тяжёлой, внушительной и тёмной.