Точно как на небесах
Шрифт:
Внутри было тихо и темно. Не меньше пяти минут Гонория стучала в дверь, пока наконец не увидела в окне горящую свечу и не услышала торопливые приближающиеся шаги.
Дворецкий – Гонория не могла вспомнить его имя – открыл дверь, и, прежде чем он успел вымолвить хоть слово, Гонория произнесла:
– Миссис Уэдерби написала мне о состоянии графа. Я должна немедленно видеть его.
Дворецкий, не менее гордый и аристократичный, чем его хозяин, немного отступил назад.
– Боюсь, это невозможно.
Гонория оперлась
– Что вы имеете в виду? – прошептала она. Не мог же Маркус умереть за время, прошедшее с момента, когда миссис Уэдерби написала ей.
– Граф спит, – раздраженно ответил дворецкий. – Я не буду будить его ночью.
Гонория почувствовала невероятное облегчение.
– О, спасибо, – пылко поблагодарила она дворецкого и взяла его за руку. – Пожалуйста, разрешите мне его увидеть. Я обещаю, что не побеспокою его.
Дворецкого явно смутило ее прикосновение.
– Я не могу впустить вас. Позвольте напомнить вам, что вы до сих пор не назвали свое имя.
Гонория растерялась. Неужели в Фензмор так часто приезжают гости, что дворецкий не помнит ее визита неделю назад? Потом она поняла – слишком темно и он просто не узнал ее.
– Пожалуйста, примите мои извинения, – произнесла она как можно солиднее. – Я леди Гонория Смайт-Смит, со мной моя мать, графиня Уинстед, она ждет в карете со своей горничной. Наверное, кому-нибудь следует помочь ей.
Выражение морщинистого лица дворецкого мгновенно изменилось.
– Леди Гонория! – воскликнул он. – Прошу прощения. Я не узнал вас в темноте. Пожалуйста, пожалуйста, входите.
Он подал ей руку, помогая в темноте перешагнуть через порог. Немного помедлив у двери, Гонория сказала, оглянувшись на карету:
– Моя мать…
– Я немедленно пошлю к ней лакея, – уверил ее дворецкий. – К сожалению, мы не знали о вашем приезде и не приготовили вам комнаты. Но я сейчас же отдам распоряжения горничным.
– Пожалуйста, не поднимайте их ради меня, – попросила Гонория, хотя, судя по энергии, с которой он дернул шнур звонка, было уже поздно. – Мне хотелось бы увидеть миссис Уэдерби. Жаль, что придется разбудить ее, но при таких обстоятельствах мне необходимо поговорить с ней.
– Конечно-конечно, – ответил дворецкий, проводя ее внутрь дома.
– И моя мать… – нервно оглянувшись назад, произнесла Гонория.
Несмотря на первоначальные возражения, леди Уинстед прекрасно вела себя всю дорогу. Гонория не хотела оставить ее на ночь в карете. Кучер и грумы обязательно присмотрят за ней и, конечно, горничная рядом, но все равно это было бы неправильно.
– Я приглашу ее в дом, как только отведу вас к миссис Уэдерби, – сказал дворецкий.
– Спасибо, э… – К стыду своему, Гонория не знала его имени.
– Спрингпис, миледи. – Он взял ее руку и сжал. Глаза его слезились, хватка была некрепкой, но в ней чувствовалась благодарность. Он встретился взглядом с Гонорией. –
Десять минут спустя миссис Уэдерби стояла вместе с Гонорией у двери в спальню Маркуса.
– Я не знаю, понравится ли графу, что вы увидите его в таком виде, – произнесла домоправительница, – но вы приехали издалека…
– Я не побеспокою его, – уверила ее Гонория. – Я только хочу убедиться, что с ним все хорошо.
Миссис Уэдерби сглотнула и откровенно взглянула на нее:
– Ему плохо, мисс. Вы должны быть к этому готовы.
– Я… я не имела в виду «хорошо», – запинаясь, поправилась Гонория, – я имела в виду… сама не знаю, просто…
Домоправительница мягко пожала ей руку.
– Я понимаю. Ему чуть-чуть лучше, чем вчера, когда я вам писала.
Гонория кивнула, но движение показалось ей самой смущенным и неловким. Кажется, домоправительница пытается сказать ей – Маркус уже не стоит на пороге смерти, но это значит – он был на пороге смерти. А если так, нет никаких причин думать, что он не окажется там снова.
Миссис Уэдерби приложила палец к губам, показывая Гонории, что нужно вести себя тихо. Потом медленно повернула дверную ручку.
– Он спит, – прошептала миссис Уэдерби.
Гонория кивнула и вошла внутрь, моргая от слабого света. В комнате было жарко и душно.
– Почему здесь так жарко? – прошептала Гонория. Даже ей трудно было дышать в этой духоте, а Маркус к тому же был еще накрыт грудой одеял.
– Так велел доктор, – ответила миссис Уэдерби. – Ни при каких обстоятельствах не позволять ему простудиться.
Гонория поправила воротник платья, который, к сожалению, никак не возможно было ослабить. Боже мой, если даже ей душно, то каково же Маркусу, у которого и без того тяжелая лихорадка. Такая жара никому не может быть полезной.
Но по крайней мере он спал. Его дыхание было спокойным, или, может быть, так казалось Гонории. Она не имела ни малейшего понятия, к чему следует прислушиваться у постели больного; наверное, к чему-то необычному. Она подошла ближе и наклонилась. Разумеется, Маркус вспотел. Об этом свидетельствовал не только его влажный лоб, но и весьма специфический запах, витавший над постелью.
– Не думаю, что ему необходимо столько одеял, – прошептала Гонория.
Миссис Уэдерби бессильно пожала плечами:
– Доктор выразился очень определенно.
Гонория подошла ближе к кровати.
– Непохоже, чтобы Маркусу было удобно.
– Пожалуй, – согласилась миссис Уэдерби. Гонория осторожно взялась за кончик покрывала, намереваясь отодвинуть его на дюйм или два. Она почти незаметно потянула, и…
– Аааа!
Гонория вскрикнула и попятилась назад, вцепившись в руку миссис Уэдерби. Маркус резко сел и безумным взглядом оглядел комнату.