Точное попадание
Шрифт:
— Магева! Я не знаю, чем измерить благодарность! Вы спасли мою жизнь, рискуя собой и своими людьми!..
— Ну с благодарностью мы что-нибудь придумаем, Гриша, — небрежно отозвалась я, переиначив имя мужчины на удобный манер. — А за риск мне еще от своих людей головомойка будет. Ни одно доброе дело не остается безнаказанным. Пока же предлагаю всем переодеться во что-нибудь, не пропитавшееся водой насквозь. Кейр, Лакс, у нас запасной одежонки для поэта не сыщется? Уж больно он оборванный и ободранный, любому обывателю ясно — подозрительный тип.
— Найдем. — Кейр все еще пытался быть неприступно-суровым, но я прекрасно
Лакс направился к своей поклаже, а Фаль, единственный из нас сухой, поскольку пересидел грозу за пазухой у вора, расправил крылышки и стал виться над нами. Ладно хоть не давал ценных советов. Я же удалилась за кустики, дабы, как подобает приличной девушке, переодеться в гордом одиночестве, ну и задержалась чуток, наткнувшись на кое-что интересное. Терпкие, сладкие, ярко-синие, блестящие на солнце россыпью сапфиров ягоды тальника, распробованные мною совсем недавно, так и просились в рот. К тому времени когда вернулась к коллективу, Герг, переодетый в рубашку Лакса и штаны Кейра, восседал на одной из седельных сумок. Парень жадно откусывал и заглатывал почти нежеваными здоровенные куски хлеба и ветчины — будто удав. Время от времени он ойкал, когда Лакс промывал какую-нибудь особенно глубокую ссадину крепким красным вином из фляги. Кейр наблюдал за пиитом с таким же умилением, как старушка за брошенным котенком, принесенным в дом с помойки.
— Не вставай, ешь, — пресекла я попытку поэта вскочить, — только жуй тщательнее и не торопись, а то вырвет.
— Прошу простить мои манеры, магева, — виновато понурился Герг и стал жевать медленно, откусывая совсем крохотные кусочки. — Последний раз я ел позавчера, а потом только пил воду и перехватил немного ягод. Я человек городской, плохо разбираюсь в растениях, да и погоня была слишком близко.
— Я слышал о Кейсаре Дерге, его называют Ланцским Псом, — промолвил Кейр, проверяя упряжь или только делая вид, что поглощен этим занятием. — О его хватке и чутье много говорят…
— Дерг неумолим и безжалостен, — задрожал всем телом Птица и сжал хлеб как спасательный круг. — Он всегда настигает цель.
— И все-таки Осе удалось от него отделаться, — удивленно заметил Лакс, смочив тряпицу очередной порцией спиртного и приложив к разбитой скуле поэта. — Неужто заколдовала?
— Любой пес рано или поздно нуждается в роздыхе, любой человек, если он не тупица, а Дерг, разумеется, не из таких, рано или поздно задумывается, что и во имя чего творит. Я просто озвучила его тайные мысли, пробудила сомнения и возможно, хотя не возьмусь предсказать наверняка, заставила понять, что настала пора сменить дорогу, — ответила, в очередной раз подивившись тому, как взрослый мужчина не послал занимающуюся нравоучениями сопливую девчонку далеко по матушке.
— Возможно, — промолвил Кейр, а Герг, воспользовавшись повисшей в разговоре паузой, проглотил последний кусочек и, обратив на меня кристально чистый взор голубых глаз, патетично (может, страсть к патетике — профессиональная болезнь творческих натур?) вопросил:
— Не будет ли слишком
— Вообще-то мы собирались в Мадрид, нет… в Медину, нет, это уже что-то из сакрального… — Я попыталась припомнить название пункта нашего назначения. Ну что поделаешь, не держатся у меня в голове географические названия, зато с именами и цифрами полный порядок. И вообще, у идеальной девушки просто обязан быть какой-нибудь крошечный недостаток.
— В Мидан, — закончил за меня Кейр.
— Ага, точно, в Мидан, — согласилась я.
— Я взываю к милости почтенной магевы, — схватив меня за руку, обратился Герг с такой мольбой в глазах, каковую я видела раньше только у выпрашивающих деликатесный кусочек собак и кошек. Не думала, что люди способны довести степень выразительности взгляда до такой степени совершенства, ан нет, оказалось, и это возможно. — Позвольте мне присоединиться к вашему отряду, боюсь, в одиночестве я не смогу выжить.
— Я не против, — отозвалась я, испытывая некоторое чувство неловкости, — но у моих друзей может быть собственное мнение.
— Пусть едет, — легко согласился Лакс, завершив наконец обработку многочисленных царапин Герга, красочно располосовавших его конечности.
— Я согласен, — весело проголосовал сильф, подпрыгивая на голове вора так энергично, что внимательному наблюдателю, не способному к магии, показалось бы, будто волосы мужчины ходят в неком загадочном танце.
— Хорошо, но только до Мидана, — пытаясь прикрыть строгостью собственную жалость, сдержанно промолвил Кейр.
— У меня нет при себе средств, чтобы отплатить за вашу доброту, но в Мидане есть знакомые, почитатели таланта, — всхлипнул Герг Птица, запечатлев на моей руке пылкий благодарственный поцелуй, — они…
— Не переживай, Гриша, — ухмыльнулась я, перебивая расчувствовавшегося поэта, и впрямь похожего на пернатое со встопорщенными перышками — не то щегла, не то кенара, — я уже знаю, чем ты будешь расплачиваться!
— Да? — В благодарном голосе появилась готовность к великому самопожертвованию с легкой примесью страха. А вдруг магева потребует пару пинт крови или чего-то столь же интимного для колдовских процедур?
— Почитаешь нам дорогой стишки, которые тебя на эшафот завели, и мы в расчете, — рассмеялась я, бережно потрепав Птицу по худой спине. Если в Ланце он пользовался хотя бы определенной известностью, достаточной, чтобы иметь если не покровителей, то ценителей в других странах, значит, парень был из таких, кто может лопать в три горла, а все одно оставаться худым, как трость. Однако воля к жизни оказалась сильнее субтильной конституции Герга, если он, городской парень, мог уходить от серьезной погони, по крайней мере, несколько суток. Уже за один этот подвиг мужества следовало ему подсобить.
— Почту за честь. — Поэт низко поклонился, светлые, начавшие высыхать волосы блеснули соломой, на подвижном лице промелькнула радость. Видно, парень в Ланце привык к свету славы и восхищению поклонников, пребывать в образе всеми гонимой жертвы ему было тяжеловато. Мои слова стали истинным бальзамом, пролитым на свежие раны самолюбия.
— Вот и прекрасно, а теперь доедай и тронемся в путь, — заключила я, потрогав густую гриву Дэлькора и убедившись, что мой конь больше не похож на мифического озерного жеребца-людоеда, с которого потоками стекает вода.