Тогда ты молчал
Шрифт:
Для четверых человек уже не было никакой надежды. РОМ [34] Прассе, РОМ Дельбрюкк, РОМ Кратцер были убиты прицельными выстрелами в голову, как и Розвита Плессен. Место преступления представляло собой страшное зрелище. Старослужащий полицейский из патруля заплакал, когда увидел своих убитых молодых коллег, у двоих из которых были семьи, а еще один недавно обручился. Мона взяла его за руку, он склонился на ее плечо, и ее футболка тут же намокла от его слез и соплей. Мона чувствовала себя такой усталой и слабой, как никогда в жизни, но знала, что пройдет
34
Polizeiobermeister (нем.) — полицайобермайстер, соответствует званию старшего сержанта.
16
— Что-то случилось, — сказал Клеменс Керн из аналитического отдела.
Он нагнулся над трупом Розвиты Плессен. Убийца полностью раздел ее (белая окровавленная ночная рубашка валялась, скомканная, на полу в ванной) и на коже внизу живота вырезал слово «S-T-I–L-L» [35] . Тело в области половых органов было изрезано многочисленными ударами ножа, язык был вырезан. Убийца вложил его в руку жертвы.
35
Безмолвный, молчаливый (нем.).
— Что-то случилось, — повторил Керн.
— Очень остроумно, — сказала Мона, заглядывая ему через плечо.
— Перестань, Мона. Ты знаешь, что я имею в виду. — Керн выпрямился, и Мона сделала пару шагов назад, из этой маленькой, полностью оскверненной ванной.
Несмотря на ранний час, жара нового летнего дня уже проникала через открытые окна. Запах пролитой крови был подавляющим — страшно подавляющим. Керн и Мона остановились в коридоре, Мона протянула Керну сигарету, а он дал ей прикурить. Они стояли рядом, прислонившись к окрашенной в теплый желтоватый цвет стене, и курили не глядя друг на друга.
— Дерьмо тут случилось, — сказала Мона наконец.
— Ясное дело. Но я не это имел в виду.
Мона повернула голову и посмотрела на резкий профиль Керна.
— Да, знаю я. И что же ты хотел сказать?
Керн уставился в какую-то точку на противоположной стене.
— Убийца… Что-то выманило его из засады. Что-то или кто-то.
— Все это здесь… значит, это не было запланировано?
— Совершенно точно — нет. До сих пор все шло по плану, я имею в виду, по его плану; он всегда опережал нас на какой-то шаг. Совершенно хладнокровно. А здесь — настоящая бойня.
— Ты хочешь сказать, что он этого не хотел?
— Нет. Кто-то помешал ему, поэтому он и устроил это здесь.
— Кто же это мог быть, Клеменс? Я думаю… мы же послушно танцевали под его дудку. Всегда опаздывали к месту преступления. Точно так же, как и сейчас.
Мона глубоко затянулась, слишком поздно заметив, что у нее уже горит фильтр.
Теперь к запахам смерти примешалась еще и противная вонь горелого фильтра. Она расстроено бросила сигарету на пол и растоптала ее. Люди из отдела по осмотру места преступления уже побывали здесь, так что теперь это было неважно.
— Не
Мона посмотрела на часы:
— Через два часа. В двенадцать. До того я еще хочу заглянуть в клинику к Плессену.
Внезапно она поняла, что болезнь Бергхаммера неожиданно сделала ее руководителем расследования. Не было никого, кроме нее, кто мог бы возглавить его. ЕКГК [36] Кригер уже полтора года болел, и на его место никого не брали, потому что собирались сокращать эту должность. Бергхаммер заодно выполнял и его обязанности. А теперь наступила ее очередь замещать Бергхаммера, по крайней мере, в рамках особой комиссии «Самуэль».
36
Первый главный комиссар полиции (нем.) — соответствует званию капитана или, в зависимости от должности, майора милиции.
— В двенадцать часов, — повторила она.
Если они сейчас не поторопятся, то об отпуске втроем можно будет забыть, и она точно знала, что такие соображения любой мужчина назвал бы несущественными. Но для нее это очень существенно. Отпуск был единственной возможностью круглые сутки находиться рядом с сыном. Как сыну хочется быть рядом с матерью, так и мать постоянно стремится к нему.
Они просто обязаны были довести дело до конца.
— В двенадцать, — повторил Керн.
Он вернулся в ванную, бросил окурок сигареты в унитаз и нажал на смыв. Казалось, его не смущает труп в ванной и красно-коричневая кровь на ее стенках.
Мона какое-то время смотрела на него, думая о своем, затем пошла вниз, на первый этаж, чтобы найти своих людей — свою команду, которая была далека от совершенства, но сейчас в ее распоряжении больше никого не было. На лестнице она столкнулась с Патриком Бауэром, который сидел спиной к ней на третьей ступеньке снизу и что-то старательно царапал в своем блокноте.
— Ну и как? — спросила Мона у него за спиной. — Нашел что-то важное?
Бауэр подскочил и встал по стойке «смирно», как новобранец, затем повернулся. Его лицо покраснело:
— Я… э-э…
— Ладно, — сказала Мона, ободряюще потрепав его по плечу, и прошла мимо него вниз. — Подождем до совещания.
— Извините, — сказал Бауэр смущенно.
— Да ладно уж, — Мона пошла дальше, к выходу из дома.
Что-то с ним было опять не так, но сейчас она не могла заниматься еще и проблемами Бауэра.
— Кстати, совещание в двенадцать. Можешь передать это остальным?
— Да, я…
— О’кей, — Мона открыла дверь, и луч утреннего солнца осветил коридор. — Пока.
— Мона, подожди… Ты можешь секунду подождать?
Этого еще не хватало. Мона обернулась, держась за ручку двери.
— Ну что там? — нетерпеливо спросила она.
— Я… Тут была повариха. Или домработница. Она все это пережила. Я только что говорил с ней. Случайно. Она сидела в своей комнате, а я случайно зашел, и…
— О! Вот как!
Стоп! Что-то не так. В этом было что-то важное. Мона медленно и тщательно закрыла дверь. Коридор снова погрузился в прохладные сумерки. Бауэр все еще стоял на лестнице. Она подошла к нему.