Толкач

Макбейн Эд

– Тебя здорово зацепило?

– Очень, – сказал Ларри.

– Когда ты пришел домой?

– Не знаю. Очень поздно.

– Что значит очень поздно?

– Часа в три-четыре.

– До двенадцати вы с Эрнандесом были одни?

– Да.

– И он вколол себе дозу при тебе?

– Да.

– И когда ты уходил, он уже спал?

– Кемарил. Ты знаешь – не спал и не бодрствовал.

– Сколько вколол себе Эрнандес?

– Мы поделили одну шестнадцатую.

– Ты уверен?

– Уверен. Аннабелль

сам сказал, когда доставал упаковку. Это была шестнадцатая. Честно тебе говорю, я был рад, что мы кололись вместе. Я боюсь колоться один. А вдруг передозирую?

– Ты сказал, что вы кололись вместе. Одним шприцем?

– Нет. У Аннабелля свой шприц, у меня свой.

– А где сейчас твой?

– Как где? У меня.

– Он и сейчас у тебя?

– Разумеется.

– Расскажи мне в деталях, как все было.

– Я что-то тебя не понимаю.

– Все, что произошло, после того как Аннабелль показал тебе упаковку с героином.

– Я вынул свой шприц, он – свой. Затем мы приготовили раствор в бутылочных колпачках и...

– Это те колпачки, которые валялись в оранжевой корзине под лампочкой?

– Да, наверное. Там у противоположной стены стояла оранжевая корзина.

– Вы брали с собой шприцы, когда ходили к этой корзине?

– Нет, не думаю. Наверняка оставляли их на кровати.

– Что было потом?

– Мы приготовили раствор, вернулись к кровати, каждый взял свой шприц, мы их наполнили и вмазались.

– Аннабелль первым взял шприц?

– Да, кажется.

– Возможно ли, чтобы он взял не тот шприц?

– Что?

– Возможно ли, чтобы он взял твой шприц?

– Нет. Я хорошо знаю свой. Это невозможно. Я кололся собственным шприцем.

– А когда ты уходил?

– Я не понимаю тебя, папа.

– Ты мог оставить там свой шприц, а с собой захватить шприц Аннабелля?

– Не понимаю, как бы это получилось. Сразу после укола Аннабелль... Подожди, ты совсем меня запутал.

– Вспоминай в точности, как все было.

– Мы вмазались, и я положил шприц на кровать. Да, да. Затем Аннабелль почувствовал, что засыпает, встал, взял свой шприц и положил его в карман куртки.

– Ты что, внимательно следил за ним?

– Нет. Но я помню, что он высморкался – наркоманы всегда простужены, – а потом вспомнил о шприце, взял его и положил в карман. Тогда же и я взял свой.

– Тебя уже зацепило к тому времени?

– Да.

– Значит, ты мог взять и чужой шприц? Тот, которым пользовался Аннабелль? А свой оставить ему?

– Наверное, мог, но...

– Где сейчас твой шприц?

– У меня.

– Проверь.

Ларри вынул шприц из кармана и стал вертеть его в руках.

– Похож на мой, – сказал он.

– Точно?

– Трудно сказать. А в чем дело?

– Ты должен знать несколько вещей, Ларри. Во-первых, Эрнандес не

повесился. Он умер от передозировки героина.

– Что? Что?

– Во-вторых, в его комнате обнаружили только один шприц.

– Так и должно быть. Он...

– Человек, позвонивший мне, что-то задумал. Я пока не знаю что. Он сказал, что позвонит мне снова после моего разговора с тобой. Он сказал, что вы с Эрнандесом повздорили в тот день. У него есть свидетель, который подтвердит это под присягой. Он сказал, что ты был один с Эрнандесом всю ту ночь. Он сказал...

– Я? Черт возьми, я не ругался с Эрнандесом. Он мне дал бесплатно вмазаться. Разве из-за этого ссорятся? И каким образом этот тип узнал обо всем? Видит Бог, папа...

– Ларри...

– Кто этот тип?

– Не знаю. Он не назвал себя.

– Ладно, пусть он приведет своего свидетеля. Я не ссорился с Аннабеллем. Мы были приятелями. Что он хочет сказать? Что это я дал Аннабеллю смертельную дозу? Так, что ли? Пусть он ведет своего проклятого свидетеля, пусть.

– Ему не потребуется свидетель, сын.

– Нет. Ты думаешь, что судья так просто...

– Человек, позвонивший мне, сказал, что на шприце в подвальной комнате мы обнаружим твои отпечатки пальцев.

Глава 9

В три часа ночи Мария Эрнандес решила, что на сегодня хватит. В кошельке у нее было тридцать пять долларов, она устала, замерзла, и если сейчас вмазаться и сразу лечь спать, то ночь пройдет прекрасно. Нет ничего лучше героина перед сном. Героин преображал Марию. Она начинала ощущать покалывание везде, даже в тех местах, которые полиция нравов и она сама называли интимными.

Этот эвфемизм сотрудники отдела по борьбе с проституцией использовали в соответствии с законом, ибо закон гласил, что арестовать предполагаемую проститутку можно только тогда, когда она обнажит интимные места. Остается неясным – то ли Мария переняла это слово от полицейских соответствующего отдела, то ли сама изобрела его в своем невинном девичестве.

У нее действительно были хорошие приятели в отделе по борьбе с проституцией – с одними она поддерживала деловые отношения, с другими имела неприятности. Неприятности были двух сортов: юридические и социальные. Многие коллеги Марии называли отдел по борьбе с проституцией козлиным отделом, и это тоже можно было считать эвфемизмом.

В профессиональной жизни Марии было полно эвфемизмов. Она могла говорить о сексе так, как большинство других женщин обсуждают новинки моды, разве что речь Марии была при этом гораздо спокойнее. Впрочем, с другими представительницами своей профессии она могла обсуждать этот предмет и без всяких умолчаний. С мужчинами, естественно, она говорила совершенно иначе.