Только если ты захочешь
Шрифт:
О чем думала Камилла? Ее лицо не выражало никаких чувств. Она не выглядела ни счастливой, ни несчастной, нельзя было сказать, что мысленно она где-то в другом мире, но и этот мир, похоже, был ей неинтересен; она чувствовала себя словно в тисках неизбежности, но больше не желала от нее страдать.
Камилла медленно допивала третий бокал вина. Привычки к алкоголю у нее не было; лишь изредка она позволяла себе немного розового в компании подруг или бокал шампанского на модных парижских тусовках, которые ей приходилось посещать.
Сама
Лицо ее стало спокойным, губы тронула улыбка.
«Давай, старушка, надерись как следует – а вдруг поможет?» – подумала она. Камилла поставила пустой бокал и снова закурила. Убирая пачку в карман, она наткнулась взглядом на надпись «легкие сигареты» и грустно кивнула.
«Легкие» – это как раз про меня! Я готовлю себя к раку легких, скоро стану легкой алкоголичкой, к работе у меня легкая мотивация, у меня слегка любящий муж или даже слегка нелюбящий; а мои дети… даже не знаю… на самом деле, и они… легко меня оставят».
С возрастающим волнением она вновь и вновь затягивалась, выпуская большие клубы дыма.
«Может, в этом и заключается старение – видеть, как тают твои мечты и надежды, но только постепенно, исподволь, как бы для того, чтобы ты спокойно принимала коварный яд монотонности, который мало-помалу парализует тебя».
Она раздавила недокуренную сигарету на перилах из белого известняка. На поверхности появилось черное смоляное пятно. Камилла бросила окурок на гравийную дорожку, тщательно вычищенную Юбером.
«Пусть свекровь брюзжит, мне наплевать! Давай, старушка, возьми себя в руки, здесь Ванесса и Люк».
Камилла машинально сунула руку в карман, ища айфон. Она уже забыла, что оставила его в спальне.
«Потом, – сказала она себе, – да, потом».
Обед подходил к концу; все поднимались и переходили в гостиную, куда должны были подать кофе и многоэтажный торт из круглых эклеров. Калинья вышла из столовой и направилась к Камилле.
– Сейчас будет торт! Отгадай какой?
– Ванильно-шоколадно-кофейный! Тридцать три эклера каждого сорта, всего девяносто девять. А еще…
Они засмеялись.
– …на верхушке будет сотый эклер: «Старые липы» из марципана!
– Браво! – воскликнула Калинья, беззвучно аплодируя.
Они переглянулись и, важно покачивая головами, продекламировали в один голос:
– «Это первое трехзначное число, дети. Оно символизирует богатство, а торт – процветание нашей семьи».
Калинья взяла подругу за руку.
– Ты
– Как можно! «Сто – число знаковое!» – насмешливо произнесла она.
Она два раза глубоко вдохнула свежий воздух, прежде чем войти в гостиную; ей надо было успокоиться.
– Всё, пошли! К тому же я жутко хочу пить, – объявила Камилла.
Люк с увлечением принялся резать торт. Сначала он оделил бабушку с дедушкой, а потом, бросив соблюдать субординацию, стал без разбору накладывать эклеры в протянутые ему тарелки. И, разумеется, забыл о сестре, которая немедленно показала свое недовольство и сердито проворчала:
– Люк, какой ты копуша!
– Ты чего? Лучше бы не злилась, а дала свою тарелку!
– Ну вот, положил с шоколадом! Ты отлично знаешь, что я ненавижу шоколад.
Камилла подошла к детям и положила руку на голову сына.
– Люк, ну хватит валять дурака.
Она погладила его по щеке и поцеловала. Затем протянула Ванессе другую тарелку с четырьмя большими ванильными эклерами, покрытыми нугой.
Рядом с детьми Камилле было хорошо. Все трое замолчали, наслаждаясь лакомством, лежавшим на тарелках, а точнее – его ароматом.
Дети были ее отдушиной.
Глава 3
«Мамочка»
Бывает так, что мы наделяем человека прозвищем, и оно остается с ним на всю жизнь, как свидетельство нашей любви к нему. Оно может быть смешным, трогательным, иногда ироничным, но никогда не бывает злым.
«Мамочку» каждому хочется взять за руку.
Как Камилла и обещала, она зашла к Матильде с Юбером. Они жили в собственном доме отдельно от хозяев. Дом, построенный через два года после их приезда в «Старые липы», был простым, но добротным.
В то время Мабреки еще не обосновались на одном месте. Их жизнь протекала между «Старыми липами» и роскошной парижской квартирой вблизи площади Звезды.
Матильда и Юбер жили в деревне Марлон, в четырех километрах от поместья. Мариз и Максим хотели, чтобы их фамильное владение было под присмотром двадцать четыре часа в сутки. Юбер не возражал, а вот Матильда была не в восторге от мысли, что придется покинуть дом, в котором она родилась.
И тогда Максим предложил паре придумать проект дома и самим рассчитать бюджет, необходимый для того, чтобы обставить его по своему вкусу. От такого предложения они не смогли отказаться. Вот и получилось, что уже три десятка лет они жили в этом очаровательном доме посреди поляны, окруженной вековыми деревьями.
Матильда и Юбер покидали усадьбу только один-два раза в год, чтобы совершить морской круиз и съездить на Рождество к родне, жившей в окрестностях Лиона. Детей у них не было; жизнь лишила их этой радости. Они старели, и чем дальше, тем острее чувствовали свою обделенность.