Только не дворецкий
Шрифт:
— Никогда еще не служил орудием в руках преступников, — сказал он. — Но это чрезвычайно интересно. Значит, когда приходили доверчивые посетители, мой жилец изображал священника, приглашал их в дом и продавал награбленное. Должен признаться, здесь неоткуда возникнуть подозрениям. Викарий в своем приходе, более того — в своем доме. Что тут можно подозревать? Я только надеюсь, ради чести сутаны, что роль свою он играл хорошо.
— Насколько я знаю, — сказал Трент, — он допустил лишь одну ошибку. Небольшую, конечно, но как только я о ней услышал, я убедился, что он мошенник. Видите ли, его спросили о весле, которое висит в холле. Сам я в Оксфорде не учился, но
Виза каноника за стеклами очков загорелись.
— В тот год, когда мы получили право носить свои цвета [126] , лодка Уодем-колледжа продвинулась вперед на пять позиций. Это была лучшая неделя в моей жизни.
— Тем не менее были у вас и другие триумфы, — предположил Трент. — Например, после Уодема вы, кажется, получили место в колледже Олл-Соулз [127] .
— Да, и, естественно, это меня обрадовало, — отвечал каноник. — Но все же, дорогой мой сэр, это счастье иного рода, и ощущаешь его не так остро, уж поверьте. И кстати, как вы узнали?
126
Победившая команда носит форму с цветами своего колледжа. Подробнее см. глоссарий (21).
127
Олл-Соулз — один из самых престижных оксфордских колледжей, за право стать его членом борются самые блестящие выпускники. До 1924 г. там могло обучаться четыре студента, теперь студентов в Олл-Соулз нет вообще, там занимаются научными исследованиями выдающиеся специалисты в разных областях.
— Меня натолкнула на эту мысль промашка вашего жильца. Когда его спросили про весло, он сказал, что греб за Олл-Соулз.
Каноник Мейберли расхохотался;
Лэнгли с суперинтендантом недоуменно воззрились на него.
— Кажется, я понял, в чем дело, — сказал он. — Наверное, негодяй рылся у меня в библиотеке, искал сведения, чтобы правдоподобнее сыграть свою роль. Я прожил в колледже пять лет, и во многих моих книгах можно увидеть экслибрис с гербом Олл-Соулза. Так что его ошибка естественна.
И пожилой джентльмен вновь залился радостным смехом.
Лэнгли взорвался;
— Я и сам люблю пошутить, но убей бог, не понимаю, в чем тут соль.
— Соль в том, — объяснил ему Трент, — что никто никогда не греб за Олл-Соулз. Там не бывает больше четырех студентов, остальные — члены колледжа.
Э. К. БЕНТЛИ
Ангел-хранитель
— Что бы там ни было, а дело пренеприятное, — заявил Артур Селби, усаживаясь рядом с Филиппом Трентом в курительной комнате «Лэнсдаунского клуба». — В юридической практике такие гадкие дела попадаются на каждом шагу — даже тем конторам, которые, как и мы, не сталкиваются с преступлениями. А по мне, так уж лучше преступления, чем подобные дела. Одна злоба чего стоит. Ты не поверишь, на что способны люди — притом люди
Трент рассмеялся:
— Последние-то слова не твои, Артур. Так говорит старшее поколение.
— Верно, — согласился Селби. — Так сказал Сноу про сэра Уильяма как его… не важно, просто запомнилось. Но я отвлекся. После хорошего обеда — кстати, сегодня обед, кажется, был хороший…
— Отличный, — откликнулся Трент, — не зря ты собой гордишься. Ты всегда знаешь, что заказать, это один из твоих главных талантов. Этот рейнвейн — просто песня, я бы даже сказал, баллада. Так что после хорошего обеда?
— После хорошего обеда мне, как правило, хочется поболтать — в конторе-то я обычно обхожусь парой яблок и стаканом молока. Кстати, вот тебе лучший способ оценить что-либо стоящее: не позволяй себе этого слишком часто, зато когда позволяешь — так от души. Но вообще-то, Фил, я хотел поговорить с тобой о другом. Как я уже сказал, нам досталось пренеприятное дело. Обычно мы сами можем разобраться, что к чему, но нынешний случай — настоящая головоломка. А головоломки ты, как известно, разгадываешь мастерски. Давай я все расскажу, а ты, может быть, поможешь советом?
— Конечно.
— Так вот, две недели назад умер один наш клиент, Грегори Лэнделл. Не думаю, чтобы ты о нем слышал: он ничем особенно и не занимался, кроме своих хобби, — благо были деньги и не было желания прославиться. А прославиться с его мозгами можно было запросто: он получил блестящее классическое образование, увлекался Грецией. С моим компаньоном они дружили еще с детства, вместе учились в школе и в Кембридже. У них было общее хобби — садоводство, устройство альпийских горок. Альпийская горка Лэнделла славилась на всю округу, посмотреть ее приезжали издалека — что, конечно, было очень приятно хозяину. И Лэнделл и Сноу были поклонниками Льюиса Кэрролла — без цитат из «Алисы» и «Снарка» не обходился ни один разговор, — кроме того, оба любили шахматы и в молодости хорошо играли в крикет, да и в зрелые годы были не прочь посмотреть хорошую игру. По выходным Сноу часто приезжал к Лэнделлу в Беркшир, в Чолси-Вуд.
Женился Лэнделл, когда ему было уже за пятьдесят. Его избранницей стала некая Мэри Арчер, дочь морского офицера, моложе Лэнделла лет на двадцать. Он был от нее без ума, и она, казалось, отвечала ему взаимностью, хотя и не производила впечатления пылкой особы. Красивая девица, умеющая себя подать и, судя по всему, себе на уме. Лэнделл оформил завещание, по которому все его имущество переходило жене, если только у них не будет детей. Душеприказчиками были назначены Сноу и я. Прежде Лэнделл собирался оставить все наследство племяннику, которого теперь даже не упомянул, и этого племянника нам было жаль: он занимался полезным делом — какими-то медицинскими исследованиями — и притом едва сводил концы с концами.
— А зачем Лэнделл назначил душеприказчиками вас обоих? — поинтересовался Трент.
— Так надежнее — вдруг с одним из нас что-то случится. И ведь случилось: в начале этого года бедняга Сноу сломал ногу и теперь не встает с постели. Но об этом позже. Так вот, поначалу Сноу продолжал навещать Лэнделла и уже через год заметил, что отношения между супругами разительно изменились. Стало ясно: Лэнделл теперь под каблуком у жены. Дальше — больше, скоро он и шагу не мог ступить без ее позволения.