Толстушка в самолете
Шрифт:
Девушка смотрит на меня с презрением, словно она бы скорее предпочла сидеть рядом с обезьянкой в подгузниках, чем с толстым человеком. Я жду, когда она пойдет дальше. Вместо этого она тянется к табличке «ЗАНЯТО».
Я кладу свою руку сверху, чтобы девушка ее не убрала:
– Это место занято.
– Да, для меня, наверное, – говорит незнакомка. Она нетерпеливо притопывает, и ее голова как-то странно качается на шее, отчего кажется, что ее коротко подстриженные до подбородка волосы – какой-то странный парик. – Это последнее свободное место в самолете.
Ее тон
– Оно мое, – рычу я. – Меня заставили его купить.
– Это. Единственное. Оставшееся. Место, – выплевывая слова, она дергает головой из стороны в сторону.
Люди начинают оборачиваться. Стюардесса пробирается по проходу к нам.
– В чем проблема, девушки? – спрашивает она.
– Я хочу здесь сесть. Это очевидно, – отвечает Мисс Денежный Мешок, приглаживая густые черные волосы.
– Это мое сиденье, – замечаю я. – Меня заставили его купить.
Бортпроводница осматривается:
– Это единственное оставшееся свободное место в салоне.
– У ворот мне сказали, что я слишком толстая, чтобы уместиться на одном сиденье, и заставили купить второй билет, – говорю я. Главное не впадать в истерику.
– Но вы помещаетесь на одном сиденье, – отвечает стюардесса.
– Почти, – добавляет девушка.
– Так я им и сказала. Но меня все равно заставили купить второе.
Мне хочется плакать. Но нет. Завидев ваши слезы, люди решают, что победили. Я годами училась держать себя в руках, пока не останусь одна. В душе или в кровати поздно ночью.
– Ну, если эта юная леди сядет рядом с вами, вам автоматически должны вернуть деньги. Я позабочусь о том, чтобы они вернулись на вашу кредитку, как только мы приземлимся в аэропорту. – Стюардесса дружелюбно улыбается мне. – Все только выиграют от этого.
– Мне не нужен возврат денег, – отвечаю я лишенным эмоций тихим голосом. Весь салон притих. Все молчат. – Меня унизили в аэропорту. Мне пришлось ждать, звонить лучшему другу и просить деньги. Меня проводили в самолет с пожилым мужчиной, который мог бы приходиться дедушкой моей бабушки. Мне пришлось нести вот это, – я трясу красной табличкой, – словно какую чертову алую букву. – Показывая на сиденье рядом с собой, я продолжаю: – Мне наплевать на возврат средств или выигрышную ситуацию. Как и на то, упадет ли этот самолет в чертов океан. Мне нужно это чертово место.
Стюардесса перестает притворяться дружелюбной:
– Это мы решаем, нужно ли вам два места.
– Знаю. Милая леди в терминале все объяснила мне, когда забирала мои шестьсот долларов.
Стюардесса вздыхает и поворачивается к другой пассажирке:
– Простите, но вам придется пройти к воротам и там разбираться с этой проблемой.
– Вы издеваетесь? – возмущается девушка. – Скажите толстухе убрать свою красную табличку, и можно отправляться в путь. – Она снова пытается усесться рядом со мной.
Бортпроводница перегораживает проход рукой, чтобы помешать ей занять место, и потом отводит к двери, продолжая разговор:
– Поскольку у нее
– Следующий рейс? Завтра? – спрашивает девушка. Ее голос звучит пронзительнее и истеричнее. – Но я пропущу…
Я не слышу, что она пропустит. Как только она выходит на трап, другой бортпроводник с грохотом закрывает дверь самолета. Парень с другой стороны прохода бросает на меня недоброжелательный взгляд.
В передней части салона я замечаю пятно светлых кудрявых волос. Томми. Чувство облегчения проходит, когда рациональная часть моего разума соединяет все точки. Томми в Месе, а это незнакомый парень, который ставит сумку подруги на полку для ручной клади.
Я закрываю глаза, пока пилот делает объявления, а бортпроводники инструктируют пассажиров. Спустя несколько минут все вокруг затихает.
Самолет несется по взлетной полосе, свет в салоне становится тусклым, а я пытаюсь представить, как сижу в первом классе с Томми и держусь с ним за руки. Кажется, это доступно только богатым и идеальным. Только членам клуба, в который я не знаю как попасть.
Но я точно знаю, что после этой поездки подобная ситуация больше не повторится.
Хватит с меня быть толстушкой в самолете.
Худая
Позже в тот же 738-й день
– Слава богу, – говорит он и улыбается мне.
Это он. Наконец-то я встречаюсь с Гаретом Миллером.
И он мне улыбается.
Самолет остановился в Далласе, поэтому логично, что мой идол моды плюхнулся на сиденье рядом со мной. Меня наполняет ужас. Или паника. Паника, из-за которой я подумываю направиться к аварийному выходу и по эвакуационному трапу спуститься на взлетную полосу.
Он садится у прохода:
– Там одна слониха устроила ад в аэропорту, потому что ее заставляют купить еще один билет.
И он придурок.
Ну и ладно. Я столкну его c эвакуационного трапа.
Гарет Миллер наклоняется ко мне, словно мы в сговоре.
– Не хочу показаться грубым, – шепчет он, – но ей действительно нужно два сиденья. Как минимум. Когда у меня еще не было личного самолета и мне приходилось летать на обычных, я постоянно сидел рядом с такими. Такими и плачущими детьми. Или иногда и с толстыми девчонками, и с плачущими младенцами.
Я отодвигаюсь и сердито смотрю на него.
– Кажется, вам было бы лучше на «Эйр Форс Придуркос», – вырывается у меня.
Я, типа, жалею, что сказала это. Я направляюсь в Нью-Йорк, чтобы взять интервью у этого парня, и, наверное, не лучшее решение поцапаться с ним. Я отворачиваюсь к окну и пытаюсь показать ему, что сосредоточена на запихивании iPad в карман сиденья перед мной.
– Ну и дела, я взял и обидел вас. – В поле моего зрения появляется его рука. – Гарет Миллер. И нет, не думаю, что мне было бы лучше там. У Придуркос одни технические проблемы.