Том 1. Громокипящий кубок

Северянин Игорь Васильевич

1911. Ноябрь

Романс III

За каждую строку, написанную кровью, За каждую улыбку обо мне, — Тебе ответствую спокойною любовью И образ твой храню в душевной глубине. Не видимся ли миг, не видимся ль столетье — Не все ли мне равно, не все ль равно тебе, Раз примагничены к бессмертью цветоплетью Сердца углубные в медузовой алчбе?… О, да: нам все равно, что мы с тобой в разлуке, Что у тебя есть муж, а у меня — жена. Ищи забвения в искусстве и в науке. И в сновидениях, и в грезности вина. Работай и мечтай! читай, переживая! Живи

себе вовсю, отчаянно греша! Ведь ты же человек! Ты — женщина живая! Ведь не без тела же — она, твоя душа! Я тоже не святой… Но со святой любовью — Благодарю тебя, отвоенный вполне, За каждую мечту, проникнутую кровью, За каждую твою слезинку обо мне!

1914, Март

Весенние рондели

1

Опять Вы бродите в лесах, Опять Вы бегаете в поле, Вы рады солнцу, ветру, воле, Вы снова в смутных голосах Очарования и боли. Опять Вы бродите в лесах, Опять Вы бегаете в поле. Я к Вам спешу на парусах Своих экстазных своеволий, Плету венки из центифолий, И сердце — твердо на часах, Пока Вы бродите в лесах.

2

Я вас не видел года два, Но никогда не забываю, Как выходил встречать к трамваю И как кружилась голова. Какие нежные слова, Какое устремленье к маю! Я Вас не видел года два, Но никогда не забываю. Два раза уж росла трава — Я уходил к иному краю, Но все по-прежнему сгораю Желаньем видеть Вас у рва, Где не встречал Вас года два!

3

Вы не видали средь осин По направленью пятой горки Сухие сморщенные корки Того, что было — апельсин? С другою женщиной, чей сын Был создан мной на том пригорке, Вы нас встречали средь осин, По направленью к пятой горке? Я спасся, спасся от трясин, И вот опять один я в норке, Мой разум ясен, взоры зорки, И, что поэт опять один, Вы не слыхали шум осин?

4

Вы мужу верная жена, Но вам от этого не слаще Грустите Вы все чаще, чаще, Душа тоской поражена. Мечта светла, мечта нежна, Когда Вы с ней в ольховой чаще. Вы мужу верная жена, Но Вам от этого не слаще. Как жизнь угрозна и страшна В своей бездарности кричащей, И где же выход настоящий Тому, кто в ночь не знает сна, Кто мужу верная жена?

5

Зажгла малиновый фонарь И плачет на груди кузины. Закат. Лиловые долины. Томленье. И луна — янтарь. Ей вспоминается январь. Концерт и взор его орлиный. Зажгла малиновый фонарь И плачет на груди кузины. Как обманул ее алтарь! Грустит. Из небольшой корзины На блюдечко кладет малины И апатично, впредь как встарь, Горит малиновый фонарь.

6

Ах, барышня, я Вас виню, Что вы сестры не окрылили, Что вместо каталога лилий Позволили взглянуть в меню… Я слов Своих не изменю И, без особенных усилий, Ах, барышня, я Вас виню, Что Вы сестры не окрылили. Муж хочет есть? ну, дать свинью; Глядишь, цыпленком угостили; Но вы же сами — в «новом стиле», И вдруг — не допустить к огню?… Да, барышня, я Вас виню…

1913

Мыза

Пустомержа

Она и они

Ночеет парк, отишен весь бесстыжей тьмой. Я прохожу, брожу во тьме, во тьме. Я знаю я, что ждет меня ее письмо. И хорошо мне оттого, и сон — в уме. Здесь нет ее, но здесь они, и много их. Что ты шипишь, хрипишь, скрипишь, ворчишь, скамья? Да, я сидел на трухло-злых столбах твоих. Да, до нее и не она была моя. И много их. И мне не счесть. Ну да, ну да. Все знаю я. Все помню. Хочу забыть, Как на траве, как на скамье, как у пруда Случайных дев хотел в мечту я осудьбить… Душа вне тела, ты — мечта! А груда тел, Тел вне души — возмездье жизни за мечту. Пока я ею до конца не овладел, Души другой (и ни одной) я не прочту…

1911. Ноябрь

Гатчина

Так уж сказалось…

О своей любви Вы мне не говорите: Я люблю мужа, у меня дети; Не трудитесь расставлять сети, А если пылаете, — сгорите! Меня коробят ваши признанья, Вы меня не уважаете. Оставьте. От сантиментальностей избавьте, Или — я скажу: «до свиданья». Ах, я хотела сказать: «прощайте», А сказалось отчего-то: «до свиданья»… Ну что же делать? В наказанье И вы можете сказать мне: «прощайте…» И дождетесь моего прощенья… (Все должно прощаться до свиданья…) О, не правда ли: мое оправданье — Ваше наслажденье?

1911. Ноябрь

Корректное письмо

Тебе доверяюсь: сочувствуй иль высмей, Но выслушай несколько строк. Читая твои укоризные письма, Я снова печален и строг. Во многом права ты, мне данная Богом, Сберечь от опасного рва, Но, критик суровый, во многом, во многом, Прости, не совсем ты права. Тебя все смущает: но кто же он, кто он? Нахал? сумасшедший? больной? Новатор в глазах современников, клоун, В глазах же потомков — святой. Я разве не мог бы писать примитивно, Без новых метафор и слов? Я так и пишу иногда. Но наивно Порой от запетых стихов. Твой ласковый голос когда-то мне вырек (Ты помнишь, мой друг дорогой?), Что я не новатор, что я — только лирик, Дитя с мелодичной душой… Сужденье твое — мне закон: твой поклонник Я весь, — с головы и до ног. Допустим, я лирик, но я — и ироник… Прости. Я подавлен и строг.

1912

Тиана

Тиана, как странно! как странно, Тиана! Былое уплыло, былое ушло… Я плавал морями, садился в седло, Бродил пилигримом в опалах тумана… Тиана, как скучно! как скучно, Тиана! Мадлэна — как эхо… Мадлэна — как сон… Я больше уже ни в кого не влюблен: Влюбляются сердцем, но — как, если — рана?… Тиана, как жутко! как жутко, Тиана! Я пил и выплескивал тысячи душ И девьих, и женских, — все то же; к тому ж Кудесней всех женщин — ликер из банана!.. Тиана, как дико! мне дико, Тиана, Вложить вам билеты в лиловый конверт И ждать на помпезный поэзоконцерт: Ведь прежде так просто — луна и поляна. И вдруг — вы, снегурка, нимфея, лиана, Вернули мне снова все миги тех лет, Когда я был робкий, безвестный поэт, О славе мечтавший, — без славы дурмана… Тиана, как больно! мне больно, Тиана!