Том 1. Стихотворения 1898-1904

Блок Александр Александрович

«Как любовно сплетал я тончайшую сеть!..»

Как любовно сплетал я тончайшую сеть! Но один — на другом берегу — Жду — в полночной поре незаметно сгореть, Искру прошлого дня берегу. В тайный круг замыкали мы злую печаль И дошли до последней дуги. С легким звоном распалась блестящая сталь, — Всё сомкнутые мнились круги…

1 мая 1902

«Проходят сны и женственные тени…»

Проходят сны и женственные тени, В зеленый пруд смотрю я, не дыша. Туда сойдут вечерние ступени, Забытый сон воспразднует душа. Безводный

сон мгновенней и короче, Мой сон продлит зеленая вода. Настанет ночь — и влажно вскроешь очи И ты на дне заглохшего пруда. Они проходят, женственные тени — Безмирные и сладостные сны. К ним возведу забытые ступени, Воспраздную желаний глубины.

Май 1902

Ботанический сад

«Всю ночь я слышу вздохи странные…»

Всю ночь я слышу вздохи странные, У изголовья слышу речь. Я опущусь в окно туманное И буду с улицы стеречь. Ах, эти страхи все напрасные, Моя загадка — здесь — во мне. Все эти шорохи бесстрастные — Поверь, величье в тишине. Я подстерег и успокоился. И кто другой бы мог придти? И только мой восторг удвоился — Всё Ты же на моем пути! О, это Ты — и вздохи странные, И сны, и шорохи, и речь… Ты — безначальная, желанная, Ты — разрешенье милых встреч!

Май 1902

«Поздно. В окошко закрытое…»

Поздно. В окошко закрытое Горькая мудрость стучит. Всё ликованье забытое Перелетело в зенит. Поздно. Меня не обманешь ты. Смейся же, светлая тень! В небе купаться устанешь ты — Вечером сменится день. Сменится мертвенной скукою — Краски поблекнут твои… Мудрость моя близорукая! Темные годы мои!

Май 1902

«Сплетались времена, сплетались страны…»

Сплетались времена, сплетались страны. Мы из Венеции на север шли, Мы видели дождливые туманы. Оторвались, — и к Лидо подошли. Но берег пуст, и даль оделась в сети И долгого и тонкого дождя. Мы подождем. Мы будем только дети, В живой игре на север уходя. Так началось времен изображенье. Игра веков! О, как ты дорога! Бесчисленные развернулись звенья, Летели брызги, искры, жемчуга. Но кто прошел? кто заглянул в туманы? Игру, мечту — кто видел издали?.. Сплетались времена, сплетались страны, Мы, не свершив, на север отошли.

2 июня 1902

«Загадай и скройся в ночь…»

Загадай и скройся в ночь, И следи, одетый мраком: За ночным росистым злаком Выйдет северная дочь. У нее в глазах мечта — Отдаленное моленье. Как у матери Христа, Тайной силы откровенье. Ризы длинные белей Херувимских нежных крылий. Ах, в объятиях у ней Сонмы девственные лилий… Загадай и скройся в ночь, И следи, одетый мраком: Выйдет северная дочь За вечерним гибким злаком…

2 июня 1902

Голоса («Грустнее не бывали думы…»)

Первый голос

Грустнее не бывали думы. Последних лет на рубеже Бесцельно вслушиваюсь в шумы На доцветающей меже.

Второй голос

Усыплён

я земными тревогами, Всё иное — певучий обман. В тишине над святыми дорогами Почивает безбрежный туман.

Первый голос

Не здесь ли верное жилище? Кузнечик вечен, вечен злак. Здесь встретятся богач и нищий, Протянут руки друг и враг.

Второй голос

Но в тумане надежды затеряны, И поют мои песни вдали. До конца сочтены и измерены Эти стоны недужной земли.

Первый голос

Земля зарделась не случайно, Заря с луною вместе шла. Передо мной, сгорая тайно, Жена лазурная плыла.

Второй голос

Нет предела земному познанию, Гладь земная видна далеко… Нынче тягостно было свидание, Завтра — снова светло и легко.

7–8 июня 1902. Шахматово

«Мы истомились в безмерности…»

, . , , , .

, , 1–2 [18]

Мы истомились в безмерности. Вот мои песни — и дни. Речи задумчивой верности — Не сочтены ли они? Нет. Еще всё не измерено. Всё еще чую красу. Знамя блаженства потеряно. Я отыскал — и несу! Страшные клятвы победные, Невероятные сны. Звуки могучие, медные, Стоны моей глубины! Что же? В последнем пылании Ярче и громче обман! Если не будет свидания, — Пусть пролетит ураган! Облако! Тени придвинулись! Вот — бездыханность близка. Мы над землей опрокинулись, Нам промечтались века!.. Дева! Астарта! Невнятное! Близко — и весело там! Ах! Стережет необъятное. Вот он — белеющий храм!.. О, неизбежное, милое… О, Лучезарная, Ты? Над незарытой могилою Как побелели цветы! Крики умолкли. В смятении Нам промечтались века… Смерть ли? О, нет, об успении Дума уже высока… Всё отступило из времени. Сила пределов мертва. Память проклятого семени Смыла Иная Молва. Где вы, обильные матери С грудью Сидонских богинь? Пламень, бушующий в кратере, Гибель цветущих пустынь?! Знаменье — риза струящая Неиссякающий свет. Это — Жена восходящая — Поздний, но верный ответ.

18

И увидел я новое небо и новую землю, ибо прежнее небо и прежняя земля миновали, и моря уже нет. И я, Иоанн, увидел святой город Иерусалим, новый, сходящий от бога с неба, приготовленный, как невеста, украшенная для мужа своего.

Апокалипсис, <гл. 2>, 1–2 (греч.). — Ред.

21 июня 1902

«Они идут — туманные…»

Они идут — туманные С мерцаньями в глазах. На них одежды странные, Вокруг — печаль и страх. Несут обетования, Но шаг их мерно-тих. Ужасные желания Когда-то были в них. Они сердца кровавили, Их слезы запеклись. Кровавый ток оставили И улетели в высь. Теперь идут туманные, Одежды их белы. Но чудные, но странные, Исполненные мглы.