Том 1. Стихотворения 1906-1920

Цветаева Марина Ивановна

Еще молитва

И опять пред Тобой я склоняю колени, В отдаленьи завидев Твой звездный венец. Дай понять мне, Христос, что не все только тени, Дай не тень мне обнять, наконец! Я измучена этими длинными днями Без заботы, без цели, всегда в полумгле… Можно тени любить, но живут ли тенями Восемнадцати лет на земле? И поют ведь, и пишут, что счастье вначале! Расцвести всей душой бы ликующей, всей! Но не правда ль: ведь счастия нет, вне печали? Кроме мертвых, ведь нету друзей? Ведь

от века зажженные верой иною Укрывались от мира в безлюдьи пустынь? Нет, не надо улыбок, добытых ценою Осквернения высших святынь. Мне не надо блаженства ценой унижений. Мне не надо любви! Я грущу — не о ней. Дай мне душу, Спаситель, отдать — только тени В тихом царстве любимых теней.

Москва, осень, 1910

Осужденные

Сестрам Тургеневым

У них глаза одни и те же И те же голоса. Одна цветок неживше-свежий, Другая луч, что блещет реже, В глазах у третьей — небо. Где же Такие встретишь небеса? Им отдала при первой встрече Я чаянье свое. Одна глядит, как тают свечи, Другая вся в капризной речи, А третьей так поникли плечи, Что плачешь за нее. Одна, безмолвием пугая, Под игом тишины; Еще изменчива другая, А третья ждет, изнемогая… И все, от жизни убегая, Уже осуждены.

Москва, осень 1910

Из сказки в жизнь

Хоть в вагоне темном и неловко, Хорошо под шум колес уснуть! Добрый путь, Жемчужная Головка, Добрый путь! Никому — с участьем или гневно — Не позволь в былое заглянуть. Добрый путь, погибшая царевна, Добрый путь!

В зеркале книги М. Д.-В.

Это сердце — мое! Эти строки — мои! Ты живешь, ты во мне, Марселина! Уж испуганный стих не молчит в забытьи, И слезами растаяла льдина. Мы вдвоем отдались, мы страдали вдвоем, Мы, любя, полюбили на муку! Та же скорбь нас пронзила и тем же копьем, И на лбу утомленно-горячем своем Я прохладную чувствую руку. Я, лобзанья прося, получила копье! Я, как ты, не нашла властелина!.. Эти строки — мои! Это сердце — мое! Кто же, ты или я — Марселина?

Эстеты

Наши встречи, — только ими дышим все мы, Их предчувствие лелея в каждом миге, — Вы узнаете, разрезав наши книги. Все, что любим мы и верим — только темы. Сновидение друг другу подарив, мы Расстаемся, в жажде новых сновидений, Для себя и для другого — только тени, Для читающих об этом — только рифмы.

Они и мы

Героини испанских преданий Умирали, любя, Без укоров, без слез, без рыданий. Мы же детски боимся страданий И умеем лишь плакать, любя. Пышность замков, разгульность

охоты, Испытанья тюрьмы, — Все нас манит, но спросят нас: «Кто ты?» Мы согнать не сумеем дремоты И сказать не сумеем, кто мы. Мы все книги подряд, все напевы! Потому на заре Детский грех непонятен нам Евы. Потому, как испанские девы, Мы не гибнем, любя, на костре.

«Безнадежно-взрослый Вы? О, нет…»

Безнадежно-взрослый Вы? О, нет! Вы дитя и Вам нужны игрушки, Потому я и боюсь ловушки, Потому и сдержан мой привет. Безнадежно-взрослый Вы? О, нет! Вы дитя, а дети так жестоки: С бедной куклы рвут, шутя, парик, Вечно лгут и дразнят каждый миг, В детях рай, но в детях все пороки, — Потому надменны эти строки. Кто из них доволен дележом? Кто из них не плачет после елки? Их слова неумолимо-колки, В них огонь, зажженный мятежом. Кто из них доволен дележом? Есть, о да, иные дети — тайны, Темный мир глядит из темных глаз. Но они отшельники меж нас, Их шаги по улицам случайны. Вы — дитя. Но все ли дети — тайны?!

Москва, 27 ноября 1910

Маме («Как много забвением темным…»)

Как много забвением темным Из сердца навек унеслось! Печальные губы мы помним И пышные пряди волос, Замедленный вздох над тетрадкой И в ярких рубинах кольцо, Когда над уютной кроваткой Твое улыбалось лицо. Мы помним о раненых птицах Твою молодую печаль И капельки слез на ресницах, Когда умолкала рояль.

В субботу

Темнеет… Готовятся к чаю… Дремлет Ася под маминой шубой. Я страшную сказку читаю О старой колдунье беззубой. О старой колдунье, о гномах, О принцессе, ушедшей закатом. Как жутко в лесах незнакомых Бродить ей с невидящим братом! Одна у колдуньи забота: Подвести его к пропасти прямо! Темнеет… Сегодня Суббота, И будет печальная мама. Темнеет… Не помнишь о часе. Из столовой позвали нас к чаю. Клубочком свернувшейся Асе Я страшную сказку читаю.

«Курлык»

Детство: молчание дома большого, Страшной колдуньи оскаленный клык; Детство: одно непонятное слово, Милое слово «курлык». Вдруг беспричинно в парадной столовой Чопорной гостье покажешь язык И задрожишь и заплачешь под слово, Глупое слово «курлык». Бедная Fräulein [15] в накидке лиловой, Шею до боли стянувший башлык, — Все воскресает под милое слово, Детское слово «курлык».

15

Барышня (нем.)