Том 1. Стихотворения 1939–1961

Слуцкий Борис Абрамович

«Вот вам село обыкновенное…»

Вот вам село обыкновенное: Здесь каждая вторая баба Была жена, супруга верная, Пока не прибыло из штаба Письмо, бумажка похоронная, Что писарь написал вразмашку. С тех пор как будто покоренная Она той малою бумажкою. Пылится платьице бордовое — Ее обнова подвенечная, Ах, доля бабья, дело вдовое, Бескрайнее и бесконечное! Она войну такую выиграла! Поставила хозяйство на ноги! Но, как трава на солнце, выгорело То счастье, что не встанет наново. Вот мальчики бегут и девочки, Опаздывают на занятия. О, как желает счастья деточкам Та, что не будет больше матерью! Вот

гармонисты гомон подняли, И на скрипучих досках клуба Танцуют эти бабы. По двое. Что, глупо, скажете? Не глупо! Их пары птицами взвиваются, Сияют утреннею зорькою, И только сердце разрывается От этого веселья горького.

ОСЕННИЙ ЛЕС

Прекрасные, как цветы, грибы, Тяжелые, как грибы, цветы, Затерянные в березняке столбы Стыдятся своей нагой простоты. На что походит осенний лес? Больше всего на тихий пожар. Молча лижут чашку небес Пламени желтые языки, И падает в пламя солнечный шар — Капля дождя — в пойму реки. Так шаль цыганская не пестра, Как лес, еще зеленый на треть. У каждого дерева, как у костра, Можно не ноги, а душу греть. А теплота, а красота Каждого маленького куста? А мягкость бурой лесной земли, А бескорыстие птиц лесных? Поют, как будто их завели, И хочется долго глядеть на них И не копировать, не подражать — Просто песню ту продолжать.

В МЕТРО

1

Вагон метро в июле, В седьмом часу утра. Две девушки уснули, А им вставать пора. Бужу их: «Вам не к спеху? Поедете назад?» И с легким полусмехом Они благодарят. Кривятся губы — алые От юности и краски. Две девушки усталые Трут кулачками глазки — Глубокие, красивые, Лукавые, лисичьи, Голубо-серо-синие Большущие глазищи. И вдруг встают и вскакивают И плечи расправляют. Усталость словно смахивают, Ничуть не оставляют. Ни самой малой малости, Ни чуточки, ни капельки Не видно от усталости: — Бежим скорее, Катенька! Их утро словно выпрямило, Все их ошибки выправило, Надежды утвердило И, как стрелу, пустило.

2

На площади Маяковского (Я говорю про метро) Проходит девушка с косками, Уложенными хитро. Над косами встала радуга, Пестрая радуга лент, Глядит на нее — и радуется Идущий рядом студент. И отражают колонны (Одна за другой — весь лес) Студенческий взгляд влюбленный, Девичьих косичек блеск. Мне все это очень нравится, И вот я собрался и стих: Студент и его красавица Торжественно входят в стих.

«То слышится крик…»

То слышится крик: — Не надо, долой! То слышится крик: — Даешь, ура! Это, придя с уроков домой, Вершит свои дела детвора. Она осуждает своих дураков. Она выбирает своих вожаков. Решает без помощи кулаков, Каков их двор и мир каков. Пускай прирастают к свободе с утра Дети большого двора! Пускай они кричат, что хотят! Они сумеют во всем разобраться. Потому что товарищество и братство Взяли за руки наших ребят.

СВЕРСТНИКАМ

Широкоплечие интеллигенты — Производственники, фронтовики, Резкие, словно у плотников, жесты, Каменное пожатье руки. Смертью смерть многократно поправшие, Лично пахавшие столько целин, Лично, непосредственно бравшие Столицу Германии — город Берлин. Тяжелорукие, но легконогие, Книжки перечитавшие — многие, Бревна таскавшие — без числа, В бой, на врага поднимавшие роту — Вас ожидают большие дела! Крепко надеюсь на вашу породу.

ПОЕЗДА

Скорые поезда, курьерские поезда. Огненный глаз паровоза — Падающая звезда, Задержанная

в падении, Летящая мимо перронов, И многих гудков гудение, И мерный грохот вагонов. На берегу дороги, У самого синего рельса, Зябко поджавши ноги, Мальчик сидел и грелся. Черным дымом грелся, Белым паром мылся. Мылся белым паром, Стремился стать кочегаром. Как это было недавно! Как это все известно! Словно в район недальний, Словно на поезде местном, Еду я в эти годы — Годы пара и дыма И паровозов гордых С бригадами молодыми В белых и черных сорочках (Белых и черных вместе). Еду на этих строчках, Как на подножках ездил.

МУЗЫКА НАД БАЗАРОМ

Я вырос на большом базаре, в Харькове, Где только урны чистыми стояли, Поскольку люди торопливо харкали И никогда до урн не доставали. Я вырос на заплеванном, залузганном, Замызганном, Заклятом ворожбой, Неистовою руганью заруганном, Забоженном истовой божбой. Лоточники, палаточники пили И ели, животов не пощадя. А тут же рядом деловито били Мальчишку-вора, в люди выводя. Здесь в люди выводили только так. И мальчик под ударами кружился, И веский катерининский пятак На каждый глаз убитого ложился. Но время шло — скорее с каждым днем, И вот — превыше каланчи пожарной, Среди позорной погани базарной, Воздвигся столб и музыка на нем. Те речи, что гремели со столба, И песню — ту, что со столба звучала, Торги замедлив, слушала толпа Внимательно, как будто изучала. И сердце билось весело и сладко. Что музыке буржуи — нипочем! И даже физкультурная зарядка Лоточников хлестала, как бичом.

ЛЕТОМ

Словно вход, Словно дверь — И сейчас же за нею Начинается время, Где я начинался. Все дома стали больше. Все дороги — длиннее. Это детство. Не впал я в него, А поднялся. Только из дому выйду, На улицу выйду — Всюду светлые краски такого разгара, Словно шар я из пены соломинкой выдул И лечу на подножке у этого шара. Надо мною мечты о далеких планетах. Подо мною трамваи ярчайшего цвета — Те трамваи, в которых за пару монеток Можно много поездить по белому свету. Подо мною мороженщик с тачкою белой, До отказа набитою сладкой зимою. Я спускаюсь к нему, Подхожу, оробелый, Я прошу посчитать эту вафлю за мною. Если даст, если выдаст он вафлю — я буду Перетаскивать лед для него хоть по пуду. Если он не поверит, Решит, что нечестен, — Целый час я, наверное, Буду несчастен. Целый час быть несчастным — Ведь это не шутки. В часе столько минуток, А в каждой минутке Еще больше секунд. И любую секунду В этом часе, наверно, Несчастным я буду! Но снимается с тачки блестящая крышка, И я слышу: «Бери! Ты хороший мальчишка!»

«Тушат свет и выключают звуки…»

Тушат свет и выключают звуки. Вся столица в сон погружена. А ко мне протягивают руки Сестры — Темнота и Тишина. Спят мои товарищи по комнате, Подложив под голову конспект — Чтобы то, что за день не запомнили, За ночь все же выучить успеть. Я прижался лбом к холодной раме, Я застыл надолго у окна: Никого и ничего меж нами, Сестры — Темнота и Тишина. До Луны — и то прямая линия, — Не сворачивая, долечу! Сестры, Тихая и Темно-синяя, Я стихи писать хочу! Темнота покуда мне нужна еще: На свету мне стыдно сочинять! Сестры! Я студент, я начинающий, Очень трудно рифмы подбирать. …Вглядываюсь в темень терпеливо И, пока глаза не заболят, Жду концов — хороших и счастливых — Для недавно начатых баллад.