Том 1. Стихотворения, статьи, наброски 1834-1849

Тургенев Иван Сергеевич

XV

Не вздор! И был ей свыше дан Великий дар: пленять соседей, От образованных дворян До «степняков» и до «медведей». Она была ловка, хитра, И только с виду добродушна… Но восхитительно радушна С гостями — нынче, как вчера. Пред ней весь дом дрожал. Не мало Она любила власть. Бывало, Ей покорялся сам корнет… И дочь ее в семнадцать лет Ходила с четырьмя косами И в панталончиках. Не раз Своими белыми

руками Она наказывала вас,

XVI

О безответные творенья, Служанки барышень и бар, . . О вы, которым два целковых Дается в год на башмаки, И вы, небритые полки Угрюмых, медленных дворовых! Зато на двести верст кругом Она гремела… с ней знаком Был губернатор… кавалеры Ее хвалили за манеры Столичные, за голосок (Она подчас певала «Тройку») ^* , За беспощадный язычок И за прекрасную настойку.

XVII

Притом любезная вдова Владела языком французским, Хоть иностранные слова У ней звучали чем-то русским. Во дни рождений, именин К ней дружно гости наезжали И заживались и вкушали От разных мяс и разных вин. Когда ж являлась до жаркого Бутылка теплого донского — Все гости, кроме дев и дам, Приподнимались по чинам И кланялись хозяйке, — хором «Всего… всего» желали ей… А дети вместе с гувернером Шли к ручке маменьки своей.

XVIII

А по зимам она давала Большие балы… Господа! Хотите вы картиной бала Заняться? Отвечаю: да, За вас. Во времена былые, Когда среди родных полей Я цвел — и нравились моей Душе красавицы степные, Я, каюсь, — я скитался сам По вечерам да по балам, Завитый, в радужном жилете, И барышень «имел в предмете». И память верная моя Рядком проводит предо мною Те дни, когда, бывало, я Сиял уездною звездою…

XIX

Ах! этому — давно, давно… Я был тогда влюблен и молод, Теперь же… впрочем, всё равно! Приятен жар — полезен холод. Итак, на бале мы. Паркет Отлично вылощен. Рядами Теснятся свечи за свечами, Но мутен их дрожащий свет. Вдоль желтых стен, довольно темных, Недвижно — в чепчиках огромных — Уселись маменьки. Одна Любезной важности полна, Другая молча дует губы… Невыносимо душен жар; Смычки визжат, и воют трубы — И пляшет двадцать восемь пар.

XX

Какое пестрое собранье Помещичьих одежд и лиц! Но я намерен описанье Начать — как следует —

с девиц. Вот — чисто русская красотка, Одета плохо, тяжела И неловка, но весела, Добра, болтлива, как трещотка, И пляшет, пляшет от души. За ней — «созревшая в тиши Деревни» — длинная, худая Стоит Коринна молодая… ^* Ее печально-страстный взор То вдруг погаснет, то заблещет… Она вздыхает, скажет вздор И вся «глубоко» затрепещет.

XXI

Не заговаривал никто С Коринной… сам ее родитель Боялся дочки… Но зато Чудак застенчивый, учитель Уездный, бледный человек, Ее преследовал стихами И предлагал ей со слезами «Всего себя… на целый век…» Клялся, что любит беспорочно, Но пел и плакал он заочно, И говорил ей сей Парис В посланьях: «ты» — на деле «вы-с». О жалкий, слабый род! О время Полупорывов, долгих дум И робких дел! О век! о племя Без веры в собственный свой ум!

XXII

О!!!.. Но — богиня песнопений, О муза! — публика моя Терпеть не может рассуждений… К рассказу возвращаюсь я. Отдельно каждую девицу Вам описать — не моему Дано перу… а потому Вообразите вереницу Широких лиц, больших носов, Улыбок томных, башмаков Козлиных, лент и платьев белых, Турбанов, перьев, плеч дебелых, Зеленых, серых, карих глаз, Румяных губ и… и так дале — Заставьте барынь кушать квас — И знайте: вы на русском бале.

XXIII

Но вот — среди толпы густой Мелькает быстро перед вами ребенок робкий и немой С большими грустными глазами. Ребенок… Ей пятнадцать лет. Но за собой она невольно Влечет вас… за нее вам больно И страшно… Бледный, томный цвет Лица — печальный след сомнений Тревожных, ранних размышлений, Тоски, неопытных страстей, И взгляд внимательный — всё в ней Вам говорит о самовластной Душе… Ребенок бедный мой! Ты будешь женщиной несчастной… Но я не плачу над тобой…

XXIV

О нет! пускай твои желанья, Твои стыдливые мечты В суровом холоде страданья Погибнут… не погибнешь ты. Без одобренья, без участья, Среди невежд осуждена Ты долго жить…но ты сильна, А сильному не нужно счастья. О нем не думай… но судьбе Не покоряйся; знай: в борьбе С людьми таится наслажденье Неистощимое — презренье. Как яд целительный, оно И жжет и заживляет рану Души… Но мне пора давно Вернуться к моему «роману».