Том 1. Стихотворения, статьи, наброски 1834-1849

Тургенев Иван Сергеевич

В.Н.Б

Когда в весенний день, о ангел мой послушный, С прогулки возвратись, ко мне подходишь ты И, руку протянув, с улыбкой простодушной Мне подаешь мои любимые цветы, — С цветами той руки тогда не разлучая, Я радостно прижмусь губами к ним и к ней… И проникаюсь весь, беспечно отдыхая, И запахом цветов и близостью твоей. Гляжу на тонкий стан, на девственные плечи, Любуюсь тишиной больших и светлых глаз — И слушаю твои младенческие речи, Как слушал некогда я нянюшки рассказ. Гляжу тебе в лицо с отрадой сердцу новой — И наглядеться я тобою не могу… И только для тебя в душе моей суровой И нежность и любовь я свято берегу.

«К чему твержу я стих унылый…»

К чему твержу я стих унылый, Зачем, в полночной тишине, Тот голос страстный, голос милый, Летит и просится ко мне, — Зачем? огонь немых страданий В ее душе зажег не я… В ее груди, в тоске рыданий Тот стон звучал не для меня. Так для чего же так безумно Душа бежит к ее ногам, Как волны моря мчатся шумно К недостижимым берегам?

Гроза промчалась

Гроза промчалась низко над землею… Я

вышел в сад; затихло всё кругом. Вершины лип облиты мягкой мглою, Обагрены живительным дождем. А влажный ветр на листья тихо дышит… В тени густой летает тяжкий жук; И, как лицо заснувших томно пышет, Пахучим паром пышет темный луг. Какая ночь! Большие, золотые Зажглися звезды… воздух свеж и чист; Стекают с веток капли дождевые, Как будто тихо плачет каждый лист. Зарница вспыхнет… Поздний и далекий Примчится гром — и слабо прогремит… Как сталь блестит, темнея, пруд широкий, А вот и дом передо мной стоит. И при луне таинственные тени На нем лежат недвижно… вот и дверь; Вот и крыльцо — знакомые ступени… А ты… где ты? что делаешь теперь? Упрямые, разгневанные боги, Не правда ли, смягчились? и среди Семьи твоей забыла ты тревоги, Спокойная на любящей груди? Иль и теперь горит душа больная? Иль отдохнуть ты не могла нигде? И всё живешь, всем сердцем изнывая, В давно пустом и брошенном гнезде?

К ***

Через поля к холмам тенистым Промчался ливень… Небо вдруг Светлеет… Блеском водянистым Блестит зеленый, ровный луг. Гроза прошла… Как небо ясно! Как воздух звучен и душист! Как отдыхает сладострастно На каждой ветке каждый лист! Оглашено вечерним звоном Раздолье мирное полей… Пойдем гулять в лесу зеленом, Пойдем, сестра души моей. Пойдем, о ты, мой друг единый, Любовь последняя моя, Пойдем излучистой долиной В немые, светлые поля. И там, где жатва золотая Легла волнистой полосой, Когда заря взойдет, пылая, Над успокоенной землей, — Позволь сидеть мне молчаливо У ног возлюбленных твоих… Позволь руке твоей стыдливо Коснуться робких губ моих…

Призвание

(Из ненапечатанной поэмы)

Не считай часов разлуки, Не сиди, сложивши руки, Под решетчатым окном… О мой друг! о друг мой нежный! Не следи с тоской мятежной За медлительным лучом… Не скучай… Тревожный, длинный День пройдет… С улыбкой чинной Принимай твоих гостей… Не чуждайся разговора, Не роняй внезапно взора И внезапно не бледней… Но когда с холмов душистых По краям полей росистых Побежит живая тень… И, сходя с вершин Урала, ^* Как дворец Сарданапала, Загорится пышный день… Из-под тучи длинной, темной Тихо выйдет месяц томный За возлюбленной звездой, И, предчувствуя награду — Замирая, — к водопаду Прибегу я за тобой! Там из чаши крутобокой Бьет вода волной широкой На размытые плиты… Над волной нетерпеливой, Прихотливой, говорливой Наклоняются цветы… Там нас манит дуб кудрявый, Старец пышный, величавый, Тенью пасмурной своей… И сокроет он счастливых От богов — богов ревнивых — От завистливых людей! Слышны клики… над водами Машут лебеди крылами… Колыхается река… О, приди же! Звезды блещут, Листья медленно трепещут, И находят облака. . . О, приди!.. Быстрее птицы — От заката до денницы По широким небесам Пронесется ночь немая… Но пока волна, сверкая, Улыбается звездам, И далекие вершины Дремлют, темные долины Дышат влажной тишиной — О, приди! Во мгле спокойной Тенью белой, легкой, стройной Появись передо мной! И когда с тревожной силой Брошусь я навстречу милой И замрут слова мои… Губ моих не лобызая — Пусть лежат на них, пылая, Губы бледные твои!

«Брожу над озером…»

Брожу над озером… туманны Вершины круглые холмов ^* , Темнеет лес, и звучно-странны Ночные клики рыбаков. Полна прозрачной, ровной тенью Небес немая глубина… И дышит холодом и ленью Полузаснувшая волна. Настала ночь; за ярким, знойным, О сердце! за тревожным днем, — Когда же ты заснешь спокойным, Пожалуй, хоть последним сном?

«Откуда веет тишиной?..»

Откуда веет тишиной? Откуда мчится зов? Что дышит на меня весной И запахом лугов? Чего тебе, душа моя, Внезапно стало жаль — Скажи: какую вспомнил я Любимую печаль? Но всё былое, боже мой, Так бедно, так темно… И то, над чем я плакал, — мной Осмеяно давно. Невежда сам, среди других Забывчивых невежд, Любуюсь гибелью моих Восторженных надежд. Но всё же тих и тронут я — С души сбежала тень, Как будто тоже для меня Настал волшебный день, Когда на дереве нагом, И сочен и душист, Согретый ласковым лучом, Растет весенний лист… Как будто сердцем я воскрес И волю дал слезам, И, задыхаясь, в темный лес Бегу по вечерам… Как будто я люблю, любим, Как будто ночь близка… И тополь под окном одним Кивает мне слегка…

«Один, опять один я. Разошлась…»

Один, опять один я. Разошлась Толпа гостей, скучая. Вот и полночь. За тучами, клубясь, несутся тучи, И тяжело на землю налегли Угрюмо неподвижные туманы. Не спится мне, не спится… Нет! во мне Тревожные напрасные желанья, Неуловимо быстрые мечты И призраки несбыточного счастья Сменяются проворно… Но тоска На самом дне встревоженного сердца, Как спящая холодная змея, Покоится. Мне тяжело. Напрасно Хочу я рассмеяться, позабыться, Заснуть по крайней мере: дух угрюмый Не спит, не дремлет… странные картины Являются задумчивому взору. То чудится мне мертвое лицо, — Лицо мне незнакомое, немое, Всё

бледное, с закрытыми глазами, И будто ждет ответа… То во тьме Мелькает образ девушки, давно Мной позабытой… Опустив глаза И наклонив печальную головку, Она проходит мимо… слабый вздох Едва заметно грудь приподнимает… То видится мне сад — обширный сад… Под липой одинокой, обнаженной Сижу я, жду кого-то… ветер гонит По желтому песку сухие листья… И робкими, послушными роями Они бегут всё дальше, дальше, мимо… То вижу я себя на лавке длинной, Среди моих товарищей… Учитель — Красноречивый, страстный, молодой — Нам говорит о боге… молчаливо Трепещут наши души… легким жаром Пылают наши лица; гордой силой Исполнен каждый юноша… Потом Лет через пять, в том городе далеком, Наставника я встретил… Поклонились Друг другу мы неловко, торопливо И тотчас разошлись. Но я заметить Успел его смиренную походку, И робкий взгляд, и старческую бледность. То, наконец, я вижу дом огромный, Заброшенный, пустой, — мое гнездо, Где вырос я, где я мечтал, бывало, О будущем, куда я не вернусь… И вот я вспомнил: я стоял однажды Среди высоких гор, в долине тесной… Кругом ни травки… Камни всё да камни, Да желтый, мелкий мох. У ног моих Бежал ручей, проворный, неглубокий, И под скалой, в расселине, внезапно Он исчезал с каким-то глупым шумом… «Вот жизнь моя!» — подумал я тогда. . Но гости те… Кому из них могу я Завидовать? Где тот, который смело И без обмана скажет мне: «Я жил!» Один из них, добряк здоровый, глуп, И знает сам, что глуп… ему неловко; Другой сегодня счастлив: он влюблен И светел, тих и важен, как ребенок, Одетый по-воскресному… другой Острит или болезненно скучает… А тот себе придумал сам работу, Ненужную, бесплодную, — хлопочет И рад, что «подвигается вперед»… Тот — юноша восторженный, а тот — Чувствителен, но мелок и ничтожен… . Мне весело… но ты меж тем, о ночь! Не медли — проходи скорей и снова Меня предай заботам милой жизни.

Тьма

(Из Байрона)

Я видел сон… не всё в нем было сном. Погасло солнце светлое — и звезды Скиталися без цели, без лучей В пространстве вечном; льдистая земля Носилась слепо в воздухе безлунном. Час утра наставал и проходил — Но дня не приводил он за собою… И люди — в ужасе беды великой Забыли страсти прежние… Сердца В одну себялюбивую молитву О свете робко сжались — и застыли. Перед огнями жил народ; престолы, Дворцы царей венчанных, шалаши, Жилища всех имеющих жилища — В костры слагались… города горели… И люди собиралися толпами Вокруг домов пылающих — затем, Чтобы хоть раз взглянуть в лицо друг другу. Счастливы были жители тех стран, Где факелы вулканов пламенели… Весь мир одной надеждой робкой жил… Зажгли леса; но с каждым часом гас И падал обгорелый лес; деревья Внезапно с грозным треском обрушались… И лица — при неровном трепетанье Последних, замирающих огней Казались неземными… Кто лежал, Закрыв глаза, да плакал; кто сидел, Руками подпираясь — улыбался — Другие хлопотливо суетились Вокруг костров — и в ужасе безумном Глядели смутно на глухое небо, Земли погибшей саван… а потом С проклятьями бросались в прах и выли, Зубами скрежетали. Птицы с криком Носились низко над землей, махали Ненужными крылами… Даже звери Сбегались робкими стадами… Змеи Ползли, вились среди толпы, — шипели Безвредные… их убивали люди На пищу… Снова вспыхнула война, Погасшая на время… Кровью куплен Кусок был каждый; всякий в стороне Сидел угрюмо, насыщаясь в мраке. Любви не стало; вся земля полна Была одной лишь мыслью: смерти — смерти, Бесславной, неизбежной… страшный голод Терзал людей… и быстро гибли люди… Но не было могилы ни костям, Ни телу… пожирал скелет скелета… И даже псы хозяев раздирали. Один лишь пес остался трупу верен, Зверей, людей голодных отгонял — Пока другие трупы привлекали Их зубы жадные… но пищи сам Не принимал; с унылым долгим стоном И быстрым, грустным криком всё лизал Он руку, безответную на ласку — И умер, наконец… Так постепенно Всех голод истребил; лишь двое граждан Столицы пышной — некогда врагов — В живых осталось… встретились они У гаснущих остатков алтаря, Где много было собрано вещей Святых ^* . Холодными, костлявыми руками, Дрожа, вскопали золу… огонек Под слабым их дыханьем вспыхнул слабо, Как бы в насмешку им; когда же стало Светлее, оба подняли глаза, Взглянули, вскрикнули и тут же вместе От ужаса взаимного внезапно Упали мертвыми ^* . . . И мир был пуст; Тот многолюдный мир, могучий мир Был мертвой массой, без травы, деревьев, Без жизни, времени, людей, движенья. То хаос смерти был. Озера, реки И море — всё затихло. Ничего Не шевелилось в бездне молчаливой. Безлюдные лежали корабли И гнили на недвижной, сонной влаге… Без шуму, по частям валились мачты И, падая, волны не возмущали… Моря давно не ведали приливов… Погибла их владычица — луна; Завяли ветры в воздухе немом… Исчезли тучи… Тьме не нужно было Их помощи… она была повсюду…

Римская элегия

(Гете. XII)

Слышишь? веселые клики с фламинской дороги несутся: ^* Идут с работы домой в дальнюю землю жнецы. Кончили жатву для римлян они; не свивает Сам надменный квирит доброй Церере венка. ^* Праздников более нет во славу великой богини, Давшей народу взамен жёлудя — хлеб золотой. ^* Мы же с тобою вдвоем отпразднуем радостный праздник. Друг для друга теперь двое мы целый народ. Так — ты слыхала не раз о тайных пирах Элевзиса: ^* Скоро в отчизну с собой их победитель занес. ^* Греки ввели тот обряд: и греки, всё греки взывали Даже в римских стенах: «К ночи спешите святой!» Прочь убегал оглашенный; сгорал ученик ожиданьем, Юношу белый хитон — знак чистоты — покрывал. Робко в таинственный круг он входил: стояли рядами Образы дивные; сам — словно бродил он во сне. Змеи вились по земле; несли цветущие девы Ларчик закрытый; на нем пышно качался венок Спелых колосьев; жрецы торжественно двигались — пели… Света — с тревожной тоской, трепетно ждал ученик. Вот — после долгих и тяжких искусов, — ему открывали Смысл освященных кругов, дивных обрядов и лиц… Тайну — но тайну какую? не ту ли, что тесных объятий Сильного смертного ты, матерь Церера, сама Раз пожелала, когда свое бессмертное тело Всё — Язиону царю ласково всё предала. ^* Как осчастливлен был Крит! И брачное ложе богини Так и вскипело зерном, тучной покрылось травой. Вся ж остальная зачахла земля… забыла богиня В час упоительных нег свой благодетельный долг. Так с изумленьем немым рассказу внимал посвященный; Милой кивал он своей… Друг, о пойми же меня! Тот развесистый мирт осеняет уютное место… Наше блаженство земле тяжкой бедой не грозит.