Том 1. Стихотворения, статьи, наброски 1834-1849

Тургенев Иван Сергеевич

XXXI

А между тем его любили… Он Пленял людей беспечностью свободной И был хорош собой — и одарен Душой самолюбивой и холодной. Он, я сказал, не очень был умен, Но всем ему дарованным от бога Владел вполне… и презирал людей А потому имел довольно много «Испытанных и преданных» друзей. Он с ними вместе над толпой смеялся (И от толпы с презреньем отчуждался) ^* . И думали

все эти господа, Что, кроме их, всё вздор и суета.

XXXII

Он всё бранил от скуки — так!.. Не предаваясь злобе слишком детской. Скажу вам, в бесы метил мой остряк; Но русский бес не то, что чёрт немецкой. Немецкой чёрт, задумчивый чудак, Смешон и страшен; наш же бес, природный, Российский бес — и толст и простоват ^* , Наружности отменно благородной И уж куда какой аристократ! Не удивляйтесь: мой приятель тоже Был очень дружен не с одним вельможей И падал в прах с смеющимся лицом Пред золотым тельцом — или быком.

XXXIII

Вам гадко… но, читатель добрый мой,— Увы! и я люблю большого света Спокойный блеск и с радостью смешной Любуюсь гордым холодом привета — Всей этой жизнью звонкой и пустой. На этот мир гляжу я без желанья, Но первый сам я хохотать готов Над жаром ложного негодованья Непризнанных, бесхвостых «львиц и львов»! Да сверх того вся пишущая братья На «свет и роскошь» сыпала проклятья… А потому см<отри> творенья их; А я сегодня — что-то очень тих.

XXXIV

Люблю я пышных комнат стройный ряд, И блеск и прихоть роскоши старинной… А женщины… люблю я этот взгляд Рассеянный, насмешливый и длинный; Люблю простой, обдуманный наряд… Я этих губ люблю надменный очерк, Задумчиво приподнятую бровь; Душистые записки, быстрый почерк, Душистую и быструю любовь. Люблю я эту поступь, эти плечи, Небрежные, заманчивые речи… Узнали ль вы, друзья, скажите мне, С кого портрет писал я в тишине?

XXXV

«Но, — скажут мне, — вне света никогда Вы не встречали женщины прекрасной?» Таких особ встречал я иногда — И даже в двух влюбился очень страстно; Как полевой цветок, они всегда Так милы, но, как он, свой легкий запах Они теряют вдруг… и, боже мой, Как не завянуть им в неловких лапах Чиновника, довольного собой? Но сознаюсь, и сознаюсь с смущеньем, Я заболтался вновь и с наслажденьем К моей Параше я спешу — спешу И вот ее в гостиной нахожу.

XXXVI

Она сидит

близ матери… на ней Простое платье; но мы замечаем За поясом цветок. Она бледней Вчерашнего, взволнована. За чаем Хлопочет няня; батюшка моей Параши новый фрак надел; к окошку Подходит часто: нет, не едет гость! А обещал… И что же? понемножку Ее берет девическая злость… Ее прическа так мила, перчатки Так свежи — видно, все мои догадки Не ложны… «Что, мой друг, ты так грустна?» Спросила мать — и вздрогнула она

XXXVII

И слабо улыбнулась… и идет К окну; садится медленно за пяльцы; И, головы не подымая, шьет, Но что-то часто колет себе пальцы. И думает: «Ну что ж? он не придет…» От тонкой шеи, слабо наклоненной, Так гордо отделялася коса… Ее глаза — читатель мой почтенный, Я не могу вам описать глаза Моей слегка взволнованной девицы — Их закрывали длинные ресницы… Я на нее глядел бы целый век; А он не едет — глупый человек!

XXXVIII

Но вдруг раздался топот у крыльца — И всходит «он». «Насилу! как мы ради!» Он трижды щеки пухлые отца Облобызал… потом приличья ради К хозяйке к ручке подошел… с чепца До башмаков ее окинул взглядом И быстро усмехнулся, а потом Параше низко поклонился — рядом С ней сел — и начал речь о том о сем… Внимательно старинные рассказы Хозяев слушал… три, четыре фразы С приветливой улыбкой отпустил — И стариков «пленил и восхитил».

XXXIX

С Парашей он ни слова… на нее Не смотрит он, но все его движенья, Звук голоса, улыбка — дышит всё Сознанием внезапного сближенья… Как нежен он! Как он щадит ее! Как он томится тайным ожиданьем!.. Ей стало легче — молча на него Она глядит с задумчивым вниманьем, Не понимая сердца своего… И этот взгляд, и женский и ребячий, Почувствовал он на щеке горячей — И, предаваясь дивной тишине, Он наслаждался страстно и вполне.

XL

Не нравится он вам, читатель мой… Но в этот миг он был любим недаром; Он был проникнут мирной простотой, Он весь пылал святым и чистым жаром, Он покорялся весь душе другой. Он был любим — как скоро! Но, быть может, Я на свою Парашу клевещу… Скажите — ваша память мне поможет,— Как мне назвать ту страстную тоску, Ту грустную, невольную тревогу, Которая берет вас понемногу… К чему нам лицемерить — о друзья! — Ее любовью называю я.