Том 1. Стихотворения

Боков Виктор Федорович

* * *

Я не думал печалиться, Когда не давали печататься! Я вставал, открывал сеновал, Шел к реке с полотенцем мохнатым И подсвистывал и подпевал В тон питомцам пернатым. Грабли брал, шел в луга, Где колхозницы пели. — Я теперь ваш слуга! — Докажи нам на деле! Ах, как сено шумело на вилах У проворных девиц! Сколько было

там милых, Удивительных лиц! Ну, какие права мои Были тогда? Повторяли слова мои Люди труда. Почему повторяли, Не знаю и сам. Я слова говорил, Я слова не писал. Жил я устно, Жил не печатно, Жил не грустно, Жил не печально. Цвел мой стих на устах, Шел по кругу вприсядку, Жил в живых голосах Под гармошку-трехрядку. Ко мне за песнями шли Деревенские Дуни. Где-то ждал меня шрифт, Я о нем и не думал. Что мне сборник стихов, Что мне критиков мненье, Если девушки до петухов Распевали мои сочиненья! 1962

Муравей

Без муравья вселенная пуста! Я в этом убежден, товарищи. Он смотрит на меня с куста И шевелит усами понимающе. Вся голова его — огромный глаз. Он видит все, что мы, и даже более. Я говорю: — Здорово, верхолаз! — Он промолчал. Но мы друг друга поняли. Я говорю: — Привет лесовику! Не слишком ли ты много грузишь на спину! А муравей молчит. Он на своем веку И тяжелей поклажу таскивал. Я говорю: — Прощай! — А он спешит По дереву, бегущему на конус. Поднимется к вершине и решит, Что делать дальше. Бог ему на помощь! И я пойду. И у меня дела. Ты знаешь, муравей, мой друг хороший, Природа и меня ведь создала, Что б я всю жизнь спешил с веселой ношей. 1962

* * *

Революция у нас в крови, Как железо в яблоке антоновском. Ну-ка, подойди, останови, Обожжешься враз об это солнышко. Революция — закон, металл, Спаянный с живой людской ладонью, Для нее любое беззаконье Гибельно, — и Ленин это знал. Весь я, революция, с тобой, Я матрос, а ты моя эскадра, Ты мой пост, а я твой часовой, Чтоб к тебе враги не лезли нагло. Ты прекрасна! Я тебе не льщу, Я в тебя влюблен, как лебедь в Леду. Ты дала мне крылья — я лечу С

верою в твою-мою победу! 1963

* * *

Готовясь ночью к новоселью, Сама сезонница-зима Своей размашистой метелью Воздвигла чудо-терема. И чьи влиятельные визы Ей разрешили в этот раз — Великолепные карнизы, Балконы, двери — первый класс?! Белы поля, леса, дороги, Все забрала зима в свой плен. Как жалко, что медведь в берлоге Не видит этих перемен. А заяц… похитрее житель, Хотя природой он не смел, Но захватил себе обитель, Какой сам Пришвин не имел! 1963

* * *

Старится лес. Он какой-то порожний. Меньше и меньше поклонники чтут. Птицы в нем селятся все осторожней, Как-то грибы неохотно растут. Было: гудела февральская вьюга, Было: хлестали и град, и гроза. Не подводили деревья друг друга, Горю бесстрашно глядели в глаза. Нынче не то. Даже слабый ветришко Валит под корень бывалых бойцов. Так что и лес, простоявши лет триста, Тоже сдается в конце-то концов! Все полегает, что некогда встало И поднялось над родною землей. Ель на рассвете сегодня упала, Прямо в болотину головой. На землю хвойные лапы сложила И простонала чуть слышно: — Народ! Вот и конец! Я свое отслужила, Лес молодой, выходи наперед! 1963

Дура

Звучит во мне слово — дура! Тихое слово — дура, Ласковое слово — дура, Нежное слово — дура. «Дура, оденься теплее!» «Дура, не дуйся весь вечер!» Дура — совсем не обидно. Дурак — это дело другое! Дурак — это очень обидно, Не только обидно — опасно. А дура почти как Сольвейг, А дура почти как Моцарт. Дура необходима: Для злости, для божьего гнева, Для ужаса и контраста. Дура — это прекрасно! 1963

* * *

Кто ты, девушка раскосая? Иль бурятка? Иль якутка? Волосы — чернее кокса, А лицо — белее первопутка. Ну, заговори со мной! Не гляди, что я не очень молод. Я в душе — мальчишка озорной, Хоть штыками времени исколот. Я люблю людей. А ты — средь них, Хоть еще живешь в семье у матери. Хочешь, буду твой жених, Рыцарь справедливый и внимательный?