Том 1. Тяжёлые сны

Сологуб Федор Кузьмич

В плену

I

Пака сидел в высокой беседке у забора своей дачи и смотрел в поле. Случилось, что он остался один. А случалось это не часто. У Паки была гувернантка, был студент, который учил его кое-чему первоначальному; да и Пакина мама хотя и не пребывала в его детской неотлучно, — у нее же ведь было так много этих несносных светских обязанностей, отношений, — но все же очень заботилась о Паке, — был бы Пака весел, мил, любезен, не подходил к опасностям и к чужим нехорошим

мальчикам и знался только с детьми семей из их круга. И потому Пака почти постоянно был под надзором. Уже и привык к этому, и не делал попыток освободиться. Да еще он был так мал: ему шел только восьмой год.

Иногда утром или днем, когда еще мама спала или уже не было ее дома, гувернантка и студент находили вдруг какие-то неотложные темы для разговора наедине. Вот в такие-то минуты Пака и оставался один. Был такой тихий и послушный, что совсем не опасались оставлять его одного: никуда же не уйдет и уже ничего недолжного не сделает. Сядет и займется чем-нибудь. Очень удобный мальчик.

Пака, не развлекаемый своими наставниками, стал задумываться и сравнивать. Бес сравнения — бес очень мелкий, но один из самых опасных. Не вяжется к сильным, — там ему не будет поживы, — а маленьких любит соблазнять. И соблазны его для маленьких и слабых неотразимы.

Сегодня, в знойный летний день, Пака почувствовал новую для него досаду. Новые желания томили его. Знал, что эти желания неисполнимы. Чувствовал себя несчастным и обиженным.

Хотелось уйти из этого чинного дома в широкое вольное поле и там играть с ребятишками. Быть на реке, войти в воду.

Вон там, внизу, у речки, какие-то мальчики, — ловят рыбу, кричат что-то радостное. Право, лучше им живется, чем Паке. И почему доля его столь отлична от доли этих вольных и веселых детей? Неужели милая мама хочет, чтобы он здесь тосковал и печалился? Не может этого быть.

Горячее солнце обдавало его зноем и туманило мысли. Странные мечты роились в Пакиной голове…

Милая мама далеко, далеко, в иной стороне. Пака в плену. Он — принц, лишенный наследства. Злой волшебник отнял его корону, воцарился в его королевстве, а Паку заточил под надзор чародейки. И злая фея приняла образ его милой мамочки.

Странно, как Пака раньше не догадался и не понял, что это не мама, а злая фея. Разве такая была его милая мама прежде, в счастливые годы, когда жили они в замке гордых предков?

Далеко, далеко!

Грустные Пакины глаза тоскливо смотрели на дорогу.

Мимо проходили мальчики. Их было трое. Те самые, что были сейчас на речке. Один был в белой блузе, другие два — в синих матросках и в коротких панталонах. За плечами у них виднелись теперь луки и колчаны с стрелами.

«Счастливые мальчики! — подумал Пака. — Сильные, смелые. Ноги у них босые, загорелые. Должно быть, они простые мальчики. Но все-таки счастливые. Уж лучше быть простым мальчиком на воле, чем принцем в плену».

Но вот Пака увидел у старшого на фуражке гимназический

значок и удивился.

Мальчики проходили близко. Пака робко сказал им:

— Здравствуйте.

Мальчики подняли на него глаза и засмеялись чему-то. Старший из них, тот, который был со значком и в белой блузе, сказал:

— Здравствуй, комар, как поживаешь?

Пака улыбнулся легонько и сказал:

— Я не комар.

— А кто же ты? — спросил гимназист.

— Я — пленный принц, — доверчиво признался Пака.

Мальчуганы с удивлением уставились на Паку.

— Зачем вы так вооружены? — спросил Пака.

— Мы — вольные охотники, — с гордостью сказал второй из мальчиков.

— Краснокожие? — спросил Пака.

— А ты откуда это узнал? — с удивлением спросил самый маленький из босых мальчуганов.

Пака улыбнулся.

— Да уж так, — сказал он. — У вас и отец — краснокожий?

— Нет, у нас отец — капитан, — ответил старший.

— Плохие же вы краснокожие. А как вас зовут? — продолжал спрашивать Пака с любезностью благовоспитанного мальчика, привыкшего поддерживать разговор.

— Я — Левка, — сказал гимназист, — а это — мои братья: Антошка и Лешка.

— А я — Пака, — сказал пленник и протянул братьям вниз руку, маленькую и беленькую.

Они пожали его руку и опять засмеялись.

— Вы что же все смеетесь? — спросил Пака.

— А то разве плакать? — ответил вопросом Антошка.

— А что это значит — Пака? что за имя? — спросил маленький Лешка.

— Я — принц, — повторил Пака, — если бы я был простой мальчик, то меня звали бы Павлом.

— Вот оно что! — протянул Лешка.

Мальчики замолчали и глядели друг на друга. Пака рассматривал их с любопытством и завистью.

Левка — мальчик лет двенадцати, рыжеватый, коротко остриженный, с веселыми и добрыми глазами и мягкими губами. Лицо кое-где в веснушках. Нос широковатый и слегка вздернутый. Милый малый. Антошка лет десяти и Лешка лет девяти повторяли старшего брата довольно близко, только были еще понежнее и подобрее на вид. Антошка, улыбаясь, легонечко щурился и смотрел очень внимательно на собеседника. У Лешки глаза были широко открытые, с привычным выражением удивления и любопытства. Все они старались казаться молодцами и для того летом постоянно ходили босые, устроили в лесу нору и там варили и пекли себе пищу.

Пака вздохнул легонечко и тихонько сказал:

— Счастливые вы. Ходите на свободе. А я-то сижу в плену.

— Как же ты в плен попал? — спросил Лешка, любопытными широкими глазами глядя на Паку.

— Да уж и сам не знаю, — отвечал Пака. — Мы раньше с мамочкой жили в замке. Было очень весело. Но злая фея, наша дальняя родственница, рассердилась на мамочку за то, что мамочка не пригласила ее на мои крестины, — и вот однажды ночью унесла меня на ковре-самолете, когда я спал, и потом сама обернулась мамочкой. Но она не мамочка. А я в плену.