Том 1. Усомнившийся Макар

Платонов Андрей Платонович

— Все зримое, — ответило живое вещество, колебаясь и влачась по поверхности почвы.

— А чего ж вы зрите?

— Мы не зрим, а чуем всю теплую плоть, влекомую стихиями Вселенной, и к ней касаемся объятиями и исходим душою.

— А что такое душа твоя?

— Лишняя тревожная сила, которую надо излить на другого, чтобы стать спокойным и счастливым. Душа — это горе… В нашем раю души истребляются и потому тут рай.

— Чудодейственно. А ну, покажи рай самый. Вошли в каланчу одну. Стояли торцом такие же живые скудости и скулили.

— А вы все были людьми прежде? — Это Иван спрашивает.

— Людьми, а как же? — ответила тварь.

— До чего ж вы дошли? Неужели ж вам хорошо тут?

— Отлично. Покойно и благопристойно.

— Да брось ты, чучел! Вы плодитесь, аль нет?

— Мы бессмертны.

— А еще кто есть на этой планете?

— Дальше в пустынях есть кто-то. Но они к нам не приходят, и мы к ним, потому что мы в раю.

Иван потрогал райское существо — жидко и хлебло. Дай, думает, я ему шарахну разик, все одно звезду зря гнетут. Какой тут рай,

если б тут жили злобствующие, я б их уважал, а то мразь блаженная. И Иван дернул существо кулаком по сердцевине. Тварь вдруг тихо выговорила:

— Мне не больно, потому что я люблю и нахожусь в раю. Меня облекает Вселенная всем светлым покровом своим и сторожит мою душу… Я только исчезнуть могу сам из любви к тебе, раз ты хочешь того…

— А ну исчезни! — обрадовался Иван.

Существо вдруг и на самом деле исчезло неведомо как и куда. Пошли дальше. Нашли еще четыре пары таких существ и сказали, чтоб они тоже исчезли. Они исчезли тоже.

— Теперь просторно! — сказал Иван.

— Пойдем, поблукаем. Может, найдем что посущественней… Как они каланчи себе эти огородили… Необходимо человеку за звезды приняться. Загадили их тут вконец. А с земли глядишь — высоко, свет чистый, полет правильный. А тут уж успели рай учредить…

Шли долго по миру планеты. Питались глиной бордовой, испражнялись сухим пометом. Болезнетворно. Пришли на великую гору. Глядят наверх — спускается к ним оттуда пожилая личность — человек, сам голый, и заметок никаких нет, не то мужик, не то баба.

— Опять скот какой-нибудь, — подумал Иван. А инженер думает без слов. Ученый человек.

Подошел человек поглядеть — не поглядел и пошел прочь дальше в пустыню, где незакатное солнце мигало и должно быть тухло.

Иван и инженер оглянулись на человека прошедшего и на замигавшее солнце. Человек остановился, а солнце вдруг потухло.

И далеко на небе что-то зарычало, расступилось и ухнуло в голосистой последней тоске. Стал быть мрак.

Андрей Платонов, Михаил Бахметьев

Стихотворения

Книга «Поющие думы»

«В моем сердце песня вечная…»

В моем сердце песня вечная И вселенная в глазах, Кровь поет по телу речкою, Ветер в тихих волосах. Ночью тайно поцелует В лоб горячая звезда И к утру меня полюбит Без надежды, навсегда. Голубая песня песней Ладит с думою моей, А дорога — неизвестней, В этом мире я ничей. Я родня траве и зверю И сгорающей звезде, Твоему дыханью верю И вечерней высоте. Я не мудрый, а влюбленный, Не надеюсь, а молю. Я теперь за все прощенный, Я не знаю, а люблю.

Странник

В мире дороги далекие, Поле и тихая мать, Темные ночи глубокие, Вместе мы, некого ждать. Страннику в полночь откроешь, Друг позабытый войдет. Тайную думу не скроешь, Странник увидит, поймет. Небо высоко и тихо, Звезды веками светлы. В поле ни ветра, ни крика, Ни одинокой ветлы. Выйдем с последней звездою Дедову правду искать… Уходят века чередою, А нам и травы не понять.

Среди страны

Чудесны дни простого созерцанья И теплых трав просторная среда, Пустынной ровности убогое молчанье И облачных небес свинцовая руда. Все хорошо — тепло сердцебиенья, Незвонкий голос, серое лицо. Мне незнакомо стало птицы пенье И странен мир — веселый и босой. Вот развернулись эти дни простые. Невнятный ветер в шаг идет со мной, Как родственник, и говорит слова густые, Стихами их не скажешь все равно. Кто знал сердечную, поспешную беседу С травой,

с пространством голубым, Тот не чужим, родимым шел по свету И сам был этой скудостью любим. Легка так жизнь. Блестит ее дорога. В дали, а не в тумане ее цель. Она лишь кажется такой убогой — Чем меньше на горбу, ногам тем веселей. Какая ж это сумрачная сила Таким нагим пустила меня в путь? Наверно, та, что и долины рыла, Что звездам не дает и ночью отдохнуть. Нам грустно, что не можем рассказать Другому глубины неслышного дыханья, Чтоб сердце друга прочно взять И мир схватить, как дар завоеванья.

«Мы дума мира темного…»

Мы дума мира темного, Несказанное слово. У света непройденного Нам нет пути иного. Горит костер — вселенная, От искор в небе град. Трава растет нетленная, Цветет глубокий сад. Поет слепая птица И в песне видит свет, Ей ветер в поле снится И в мире чего нет. Живут в неслышной думе, Как миги, все века. И песнею без шума Падает река.

Богомольцы

Нету нам прямой дороги, Только тропки да леса. Уморились наши ноги, Почернели небеса. Богомольцы со штыками Из России вышли к богу, И идут, идут годами Уходящею дорогой. Их земля благословила, Вслед леса забормотали. Зашептала, закрестила Хата каждая в печали. От кого шуршит дорога, Кто там ищет и чего?.. Глаз открытых смотрят много У небесных берегов. На груди их штык привязан, А не дедовы кресты. Каждый голоден и грязен, А все вместе — все чисты. Отчего тепло на свете, Тот же дух и в них горит. Правду знают только дети, Никто больше не вместит. Шел из Киева с сумою Дед, и слезы на глазу. Душу, думал, упокою, Всем дорогу укажу. А навстречу дети, дети, И железо на плечах… Видно, вновь Христос на свете, Раз у них тоска в очах. Руку дед поднял к восходу, Все века и дни понял, Поглядел он будто в воду И увидел всем причал. Богомольцы и у бога Не увидели небес… Дум несут с собою много, Как штыков железный лес.

«Без сна, без забвенья шуршат в тесноте…»

Без сна, без забвенья шуршат в тесноте Горячие руки в упорном труде — В высокой и нежной и верной мечте, В вое, во сне и в своей чистоте. Пашите века и прудите потопы, Чтоб кровь закипала и мозг скрежетал, Чтоб дали, чтоб травы были растоптаны,— Иди против ветра, чтоб ветер устал! Так ветхие звезды, так реки и камень Можно затмить, повернуть и зажечь — Мы землю нагрели живыми руками, Мы поднятый, брошенный, мчащийся меч! Сопротивленье есть поле победы, Ты накален своей страстной тоской — Пусть лягут на землю прочные меты, Пусть посох пропахнет потной рукой!