Том 1. Усомнившийся Макар

Платонов Андрей Платонович

Иван да Марья

1

Странны дни в долине ровной, Cветел дух осенний на земле. Поле пусто. Сердце грустью полно. Скучно жить в своем родном селе… Осенью душевное сомненье Cтелется, как деревенский дым. Умолкает полевое пенье, Но я полон им одним. Много в жизни сумрачной тревоги, Много бед несут с собою дни. Под дождем осенние дороги, Тяжело ходить по ним. Надобно себя томить сухой работой, Чтобы жизнь была в тугом русле. Надо медом наливать пустые соты, Жизнь держать не ниткой, а в узле. Пусть роятся в голове заботы — Будет дело молодым рукам, Надо мир промаслить нашим потом, Скорость дать его маховикам. Человек от старости седеет, Осень сыплет волос золотой. Так природа в августе вдовеет, Умирает

молодой. Но в глухую гибнущую осень Скорбно и навеки можно полюбить: Зеленеют ведь зимою сосны — Круглый год необходимо жить.

2

Третий год я был комсомолистом, В сентябре мне стало двадцать лет. Ни оратором, ни красным гармонистом Я не значился — Имел пустой билет. — Что же, Ваня, ты бы хоть влюбился Или станцию построил на ручье, Видишь — комсомол зашился, А ты бродишь как ничей! И случилось (Погадал мне парень) — Стало быть, в соку моя душа, Не присушкой же я был отравлен — Я заметил: Очень Маша хороша. И действительно, Мила мне Маша. Только я вот не душист, Красотой не разукрашен, Но зато — комсомолист! Вот однажды подошел я к Маше Шагом твердым, как партийный человек: — Правда, клуб прилично наш украшен, Чувствуете вы индустриальный век? Мне сказала Маша кротко: — Краснота!.. и скучно без цветов! Я ей вежливо, но четко: — Здесь в грядущее постройка Металлических мостов! — Где же мост? — Спросила Маша. Тут я лозунг указал. — То висит матерья ваша: Мост чугунный где, вокзал! Беспартийщина в натуре, Но на то ведь мы вожди: Парня, девку, дурня, дуру С коммунизмом увяжи!

3

Босиком по мокрым листьям Полудуркой осень шла. В поле позднем, В поле чистом Ветер за руку вела. По родным немым дорогам Я невесело хожу: Кроме Маши Симпатичных много, Только ими я не дорожу. Тихий сон питает тело силой, Эти силы мучают меня: В первый раз душа моя любила, Даже мать мне стала не родня… Что же, Маша, долго медлишь? Ведь нечаянно тебя люблю. Если чувством мне ответишь, Душу я твою не оскорблю… Не мудра по книге Маша, Не держала писчего пера — Человек не этим важен, Если он роднее, чем сестра. Есть такие люди в мире — Ошибаются вести по пальцам счет. Но зато — в них сложенные крылья, Разум их нечаянно течет.

4

— Слушай, Ваня, ты такой хороший И не думай плохо про меня! Ты пойми слова мои как можешь: И любовь и правда ведь одна. Эта осень, милый, на исходе, Будет скоро зимняя пора. Ты не станешь по своей охоте Вековать с девицей вечера. Я не очень личностью пригожа (Ты напрасно это говоришь), Не лицо — другое мне дороже, Что без слова ты в себе хранишь. Я люблю не прелесть человека, А его сердечное добро: Полюблю и горбуна-калеку — Жить ведь с мужем, не с горбом. Я не очень умная, Ванюша, Место мысли сердцем занято, Я конечно жизнь отдам за мужа Человек я верный и простой… Но в любви я буду лютый ветер, Ревностью замучаю лихой — Не умею скучно жить на свете, Кровь во мне, а не песок сухой. Но мы рано молодости влагу Друг у друга пьем из уст, Оттого сердечною отвагой Человек так рано пуст… Не люби меня напрасно, Ваня, Ты потерян будешь для людей, Уж тебя работа не потянет — Трудно, Ваня, бабою владеть. Я люблю сама тебя нечайно И любви в себе не поборю, Но со мной душа твоя устанет — Я вперед про это говорю. Ну, пускай с тобою мы поладим! — Загрызут нас люди и нужда. Нам с тобою и немного надо, Но и это не дается никогда. Знаешь, Ваня, бабы с мужиками Как живут до гробовой доски? Начали любовью — бьются кулаками: Не минует баба мужниной руки. Может быть, наверно очень скоро, Ласковее люди будут на земле — Вот тогда навеки и без спора Мужиком и бабой станем на селе.

Бегство

Прощай, сиротство, нищие поля И ты в гробу, любимая сестра! Передо мною — круглая земля, Над головой — чудесная пора! Прощай,

село, отца родимый двор, Влекущий гул заброшенных дорог! Мне так легко, как будто с гор Бегу на паре сильных ног. Стоит земля, а я по ней спешу. Я вижу — ветер треплет рожь, Ища в ее волосьях вошь,— И глаз с природы не свожу. Но вот уж холодно и — вечер. Вон трубы, город и сияющий огонь. Отстал уставший спутник-ветер, В моем цветущем сердце сон. Я спал в саду, как безработный, И надо мной плыла толпа. Я слышал жалобы и трудные заботы, И сон ко мне страшнее прилипал. Я встал с зарей — мне стало любопытно, Я знал давно, что велика земля, Но от меня была вся прелесть скрыта — Я видел лишь безлюдные поля. Я был бродягой, пахарем, солдатом, Искал все годы праведной земли. То с диким горем, то с отрадой Шел по путям, куда они вели. Но жизнь для нас хорошая подруга, И первый друг — сокровище мое. Большая нам оказана услуга — Дана нам жизнь — и мы ее возьмем!

«Томится сила недр земного шара…»

Томится сила недр земного шара, И злобный зной в душе от тесноты домов. Ждет мир последнего, смертельного удара И взрыва недр — без вскрика и без слов. Пусть ливень разорвет кору и крышу над постелью И водопады ночью песни запоют, Пусть корабли людей подымутся над мелью И в темный вечер в океаны уплывут. Любовью, ужасом и жалостью к потомку Прикован к дому и к работе человек. О, тленье тел, пищеварение негромкое, Быстрей тебя машинный перегретый бег. Среди обыкновенных дней трава расти устанет, Все познано, едою зубы стерты, И сердце жизнь вконец отбарабанит, И звезды недостигнутые — мертвы. Греми, тоска! Из камня сделаны дома! Еще сладка еда и горячо дыхание жены. Над крышами до звезд стоит пустая тьма, И каждой ночью снятся беспамятные сны. Я тело износил на горестных дорогах. Нет мудрости свирепой и друга с парой рук, Мозгов мужских и женщин полновесных много: Дороже всех материков — Дверь тихо отворивший друг!

«Резцом эпох и молотом времен…»

Резцом эпох и молотом времен Спрессована, изваяна природа, Песком веков занесены следы племен Никем в Судьбу не взорваны ворота. Тоской пустынь и тишиной души Мир стережет дорогу звезд и путь судьбы, И неизвестность человек с собою обручил И жаждет бесконечность моих объятий и борьбы. Дыхание звезды и странствующий ветер, И солнце страстное, ревущее на небе, Мы в мир пришли окончить белый свет, Разбить вселенной страшный слепок. Мысль разразится в мире катастрофой, Немой и безымянный будет человек, Удар машины, тяжкий и суровый Судьбы железный череп пополам рассек.

«Земля — дума, песня не пропетая…»

Земля — дума, песня не пропетая, В мире нет задумчивей лица, И долга, долга дорога светлая, И в глазах от радости роса. Тяжела нам вечность неизменная, Тишины и думы синие огни, Мы поймем, исходим всю вселенную, Не заблудимся без матери одни. Мы поднимем камни, камни и железо, Где уходят вечером неслышные стада, Ясную вселенную увеличим в весе И небесные засветим города.

Мертвый

Как тоскует верба в поле! Ветер как гудит! Сердцу человека больно, Человек не говорит. Тьма и дождь, и бесконечность. И не видно ни звезды… Тихо мрут над гробом свечи, Мертвый жизни не простит. Он лежит замолкший, тайный И смертельней мертвеца, Он проснется завтра рано, Догорит к утру свеча. Нежен взор его туманный, И под горлом теплота, Веки дрогнули нечаянно Тише жизни красота.

«В железной шапке льдов…»

В железной шапке льдов, С дыханьем тайным тихих океанов, Земля без имени, без человечьих слов Ревет и мчится в звездном урагане. Я вижу землю без любви, Тяжелой думой напряженную, — Гранитный шар земной мне душу раздавил, И высек мысль, сопротивленьем раскаленную. В работе есть исход душе, И мысль есть поцелуй вселенной, Трава течет в тиши ржаных межей, И облака вскипают белой пеной. Ты — мысль! Бредущий странник против ветра. И посох твой о путь не прогремит, Ты слышишь ночь и песнь великого рассвета И видишь высоту, где сила буйная звездою шелестит. Ты утаилась от расстрела смерти. Преступник тайный, поджигатель мира, Сама ты миру гибелью ответишь И над упавшею звездою расправишь пламенные крылья.