Том 1. Усомнившийся Макар

Платонов Андрей Платонович

Напор

Рука с рукою мы стали рядом, Дыханье брата — мой тоже вздох. Удары сердца — разрыв снарядов, И взор ответный взор зажег. Душа убита, и жизни нету, Весь мир в железе надет на штык. Мы рубим корни у всего света, Победа наша — смертельный крик. В день истребления — земля пустыня, И каждый зверь в ней господин, На небе солнце тогда остынет, Не нужен миру властелин. Под нашим шагом цветы сгорают, Мы — гибель всем, кто не погиб. В волне кровавой поля рыдают, Мы выпрямляем путей изгиб. Душа с душою — дыханий ветер, Земля и небо — океан. Над головами не жизни ветви — Свинца и меди ураган.

Оратор

[текст отсутствует]

«На реке вечерней, замирающей…»

На реке вечерней, замирающей Потеплела тихая вода. В этот час последний, умирающий Не умрем мы никогда. Мы твой зов, твой голос всюду слышим, Тишина

и сон твоя душа. На руках у матери не дышим, Без возврата ночью шла межа. Свет засветится, неведомый и тайный, Над лесами, ждущий и немой, Бьет родник, живой и безначальный. Странник шел и путь искал домой…

Конный вихрь

Пролетарской коннице

По морю, по морю земли Храпят табуны лошадей. Гонят в ущелье петли Безумное стадо людей. Пики их жалят и жалят, Души секут пополам, Брызгают трупы и тают, Трупы — дорога коням. Копыта вонзаются в череп, Сердце в груди дребезжит — Красноармейцем стал мерин, Смертью ревет и визжит. Топчут пустыни копыта, Топчут и рвут города. Крепость гранитная смыта — Жизнь никому не отдам. Враг под ногами не дышит, В землю вогнал его конь, Победы моей не услышит — Красный ликует огонь.

Фронт

Артиллерийский звон колокольный В стены набатом гудит. Башни взлетают, дворцы загораются, Пыль кирпичей в облаках. В город расплавленный молот опущен, Брызгает пламенем камень домов. Трупами люди мостят переправу, Падает к братьям брат на штыки. Дрогнуло вздохом зарево в взрыве, Комом свинцовым запущена смерть… Гневный поток размывает дороги — Пушки, колеса, лошади — мы… Выгнула спину крепость — плотина, Дышит гранит, как живой. Трубы без дыма отрублены в небе, Будто слепые глаза. Но целы машины под цинковой крышей, И слушают чутко станки… Лопнет плотина под силой напора (Разве ей скажет кто: стоп?). Сжатая мощь водопадом сорвется, Смоет, сравняет трупов бугры, Люди грудь с грудью к трупам сойдутся, Брат не нанижет брата на штык… Долго идем мы, не видим друг друга, Стены кругом нас и камень в душе; Но мы заложили пуды динамита В камень, в гранит, под бетон. Врата родного мы в жертву отдали, Шнур поджигали живою свечой. Но мы пустили под облако пылью Стену и душу сухую врага… Человек человеку навстречу По крови шагает, шагает века.

Мальчик

В вечер летний, тихий и тоскующий, Звезды с неба травам говорят. Домик скрылся и зарос садами, И в окне белеется звезда. Спит Волчок в репьях под лопухами, Сердце человечье у него во сне, И во сне рекой уходят звезды, А земля без края и дорог. Ночью каждый от себя уходит, Понимает, а к утру молчит. В поле грудь волнуется и дышит, Люди встали и глядят. Мать до света белого качала Мальчика в корыте на полу. Домик крышей светится под небом, Мальчик мается, руками говорит. Сны его несут далеко, Улыбаются и на руки берут. Мать другая грудь сосать давала, Много рук протянуты и ждут. Он не знает, никому не скажет, Отчего и ночью так светло, Отчего во сне он говорит и любит, А днем немой и ненавидит. В самый полдень, когда поле выгорало, Заметался мальчик и открыл глаза. Мать давно томится на работе, Чуть змеится время, долго до гудка… Снова шепчет вечер, тихий и печальный, Серебряные струны в небесах поют. Подушка навалилась на лицо ребенка, Пух во рту горячий прожигает дух. В дверь Волчок заскребся, Мухи ноют тише, за окном забор. Вышла у соседей на крыльцо невеста И одна запела. Тянется не рвется тоненькая нитка, Капля бьет по капле, а полны века… Мальчик замирает, видит сон последний, Будто мать уходит, больше не придет. Без конца заборы, темные дороги, Наверху просторно, тихо и светло. Села мать на камень, руки протянула И одна поет. Умер мальчик. Белый, он светился ночью, Не в корыте он один заснул. На него в окно смотрели звезды, К свету мухи облепили весь живот.

Домой

Утром трава просыпается, Дышат, шумят воробьи. Ты с человеком не встретишься Тут под навесом зари. Долги дороги из камня, Жарок подножный песок, Глаз у звезды закрывается, Тянется солнце рукой. Эти поля и дороги, Этот стонающий день, Жмется к тебе и тоскует Земная пустая душа. Думаешь. Видишь далеко, Нет никого на пути — Странница богом согнута, Деревня, солома, плетни. Тут я любил и родился, Братца таскал на руках, Землю большую увидел, Боялся, умрет моя мать Летние дни улыбаются, Реки текут в серебре, В поле песок загорается, Мать дотемна не придет. Братца ношу, утешаю, Постом ему минет годок, Любит он, смотрит, смеется, Думает, я ему мать. К вечеру день опускался В темь затаенных лесов, Ночью росой там купался, Утром ребенком глядел. В

поле играли мы с братом, Город лепили в песке. Сеня поднялся на ножки, Со страху моргать перестал… Дома все зяб он и жался, Вечером есть не хотел, Пеною утром закашлял, Пух животом и синел. Мать не пошла на работу, На руки Сеню взяла. Глаза он открыл и не видел, Ложилась на них пелена, В полдень заснул и во сне засмеялся, Руками ловил и стонал…. День прогремел и на лес опустился, Шла, уходила река. Стих ночью Сеня, В рот взял мой палец, Глазами глядел, а дремал. И день весь, и ночь всю другую глядел и дремал. Утро настало. Чуть вышел день. Сеня проснулся и руки поднял. Глазами повел далеко, как слепой, Будто ушел и забыл оглянуться… Плавает солнце по небу одно, Странник, отставший в степи, Ходит и ищет дороги-пути. Плачет с ним вместе земля. Рожает она, хоронит и любит, На солнце глядит каждый день. Могилы, поля, и плетни, и деревни, И смерти и жизни нету конца. Когда же дойдем мы до дома И в нем до утра отдохнем. Сойдемся, увидим умерших, Забытых, далеких вернем. Когда ж эту смерть вместе с жизнью Сожгем в яме скорби своей, И встанем с соломы детями У матери в доме родном!

Мысль

Жизнь еле тлеет под камнем смерти, Изнемогает в борьбе со тьмой, — Свалите камень, земные дети, Пусть станет истина ее душой. Над нами солнце и в нас рассвет, Все реки светятся до дна. И в нас восходит светлейший свет, Ничья не будет душа одна. Мы все воскреснем, живыми встанем, Родился новый сильнейший бог. У бездны дна теперь достанем, Сойдутся братья с больших дорог. Мысль человека стала богом, Сознанье душит зверя тьмы. На царство сядет царь убогий — Ни ты, ни я, а — мы.

Сын земли

Опустилась с неба раненая птица, Поперек дороги ей легла гора. Жизнь, полет высокий, только тихо снится — У костра со звездами до утра игра. Крылья холодеют и на шее камень, Глыбы на дороге, смерть и тени тайн, Глыбы шевелятся, шевелятся сами, Горы над горами, как над бездной край. Где ж гнездо и мать тут у небесной птицы, Только тьма пещеры для прохода тайн. И без шума мчатся тени вереницей, Смерти, жизни нету, вечно ожидай. Птица еще бьется, есть под сердцем дети, С нею прилетели с голубых равнин. Если мать не дышит, то у них нет смерти, И вздохнет и выйдет из утробы сын. Из утробы мертвой он один родится, Перемрут под матерью многие птенцы… До конца сын будет с смертью, с тайной биться, И его поманят звездные венцы. Через глыбы, горы тайн и неизвестного На коне Ненависти пронесется сын. В вихрь и ночь безумия, жаркого и тесного, Он на крыльях пламенных врежется один. Это мать убитая, брошенная с неба, Через горы бросила сына к небесам. Все птенцы подохли с голоду, со слепу И лежат на камнях черной кучей там. В сыне мать открыла снова небу крылья, И смеется звездам из-за глыб и гор, И летит звенящей, белой, звездной пылью В тихие равнины в голубой простор. Прошлое, далекое, всю немую вечность, И холодный камень, тайную звезду — Все поймет, полюбит, кончит бесконечность И на крыльях вскинет Сын на высоту. Это мать убитая в нем летит и ищет, Никогда не кончит своего пути… И живых и мертвых с гор высоких кличет На дороге дальней всех птенцов найти.

1920, 7 ноября.

Слепой

Песню ночью никто не услышит, Тихую песнь без певца. И тебя и меня она кличет, Как без матери в поле слепца: — Ты испуган, ты вытянул руки, Стужа тьмы, пустота, пустота. Ни отголоска, ни звука. Ты потерян, забыт, ты отстал; О, не бойся, слепец позабытый, Больше всех ты своей слепотой, Одному тебе тайный и скрытый Свет открою и буду сестрой. Мир подымешь на слабые руки, Что захочешь, полюбишь — твое. Ты испуган, слова твои глухи, Ты — любовь, твое сердце — в моем. У стены, у стены на дороге В смертном ужасе замер и ждешь, Ждешь, приедут холодные дроги — Не откроешь глаза, а сожмешь… Ты живой, ты живой, ты единственный, И стена — только дым на глазах, Ты слепой, но в тебе свет таинственный, Ты у мира один на часах. Никого, а себя испугался, В ослепительном свете ослеп И один от ушедших остался В поле темном на мертвой земле. Для тебя одного невозможное — Крылья радости, вольный полет. И все тайное — только ничтожное, Только тень от открытых ворот. Ты оживший, спасенный спаситель, Тихий голос твой — миру закон. Ты вселенной единственный житель, Твоя истина — утренний сон.

* * *

Песню ночью никто не услышит, Тихую песнь без певца. И тебя и меня она кличет, Как без матери в поле слепца.

«Мы пройдем тебя до края…»

Мы пройдем тебя до края, Небо, тайна голубая. Мы любовь, мы — мысль вселенной, Звезд зовущих странник пленный. Мы идем в темницы тайные, Там красавица печальная Не дождется часа светлого, Будто песнь, никем не спетая.