Том 1. Здравствуй, путь!
Шрифт:
Злость на девушку, похожая на ту, какая охватывает занятых, важных людей к существам незначительным (котятам, собачушкам), которые чем-либо, хотя бы просто тем, что не вовремя подвернулись под ноги и на секунду помешали делу, глубокой складкой легла на лоб старика. Помешавших зверьков безжалостно отпихивают ногами. И первым желанием Елкина было отпихнуть девушку, потрясти перед напуганным лицом пальцем и сказать: «Если еще повторится, я вас выброшу!»
Так и поняла девушка длительное молчание инженера и, испугавшись того, что таилось за ним, кинулась через скаты бревен в сторону.
— Послушайте,
Он поймал ее в тупике между штабелями досок и взял за локоть.
— Как вас зовут? Вы работаете на телефоне?
Девушка не отвечала и старательно прятала лицо под приспущенный платок.
— С моей стороны некультурно, невежливо каждый день обращаться к человеку с просьбами и не знать его имени.
— Всех знать немыслимо и не нужно, есть прекрасное для всех имя — товарищ, — прошептала она, сердито вырывая из его пальцев локоть.
— Нет, нет, это моя дурная невнимательность… Я забыл поблагодарить вас…
Она откинула платок, подняла лицо с капельками горестных слез на ресницах и недоверчиво, с оттенком недружелюбия покосилась на Елкина: знаю, мол, знаю, как ты хочешь поблагодарить.
— Вы так кстати устроили мне отдых… Вам куда? — Он взял ее крепче под руку и повел к женской палатке. — Я вижу, вы не совсем понимаете меня.
— Вы говорите не то, вы собирались сделать выговор.
— Это в первую минуту, со сна; разбуженные обыкновенно поначалу бывают сердиты. Я не подумал и ошибся, принял вашу заботливость за озорство. Теперь вижу — вы поступили из самых лучших побуждений. Не очень, правда, удачно: у меня было назначено совещание. Но… — Ему хотелось сказать, что нельзя же судить ребенка за искренний и благородный порыв, нельзя же добивать и без того напуганного человека, но сказал: — Дело не волк, в лес не убежит. В следующий раз вы будете, — он лукаво подмигнул, — осторожней, и мой сон пройдет неприметно. Громадное спасибо! — тряхнул ее руку, неуверенно лежавшую в его руке. — Я последнее время спал половину, иной раз четверть того, что нужно, и, не будь вашей заботливости, продолжал бы в том же роде. Искреннейшее спасибо, что помогли отоспаться. Совещание мы устроим завтра.
— Вы не собираетесь меня увольнять? — спросила она, когда дошли до палатки, все еще не доверяя его словам и подобревшему голосу.
— И не думаю о такой дикости. Мы теперь связаны с вами маленькой тайной: вы мне устроили незаконный сон. Как я могу не ценить свою сообщницу! — Он подал руку и шагом очень занятого человека пошел к своей юрте. Но шагов через пять остановился и сказал с шуточным укором: — А вы все-таки утаили свое имя.
— Глушанская Ольга.
— Вот теперь все, Оленька, можно и по домам. Спокойной ночи!
Разошлись. Она, освобожденная от всяких тревожных предположений, быстро, счастливо заснула на своем убогом топчане с таким чувством, с каким засыпала после сданных экзаменов. Елкин же долго вспоминал свою семью, особенно дочь, тоже Оленьку, только помоложе Глушанской.
Не помнивший, да и не могущий помнить всех своих
Елкин и Ваганов сидели на кошемном полу. Юрту еще не успели обставить мебелью, и Елкин ввел временно кочевой образ домашней жизни: сидеть, есть, разговаривать с посетителями, спать либо на полу, либо на свернутых трубками кошмах. Первым и пока единственным элементом высокой цивилизации был телефон.
Маленький, ярко раскрашенный котенок (на его шкурке забавно группировались белые, черные, желтые и красноватые пятна) азартно тормошил старика, пытаясь вытряхнуть из куртки.
— Ах, сукин кот! Ах, бандит! — восторгался инженер дерзостью недавно продравшего глазенки карапуза и ласкательно ударял его пальцем в ярую мордочку. Ваганов сильно надувал щеки и пуфал в котенка по-ежиному:
— Пуф! Пуф! Пуф!
— Можно войти? — спросили тоненьким голоском. Увидев телефонистку Оленьку Глушанскую, Елкин вскочил и заговорил, широко улыбаясь:
— Очень рад, очень! Знакомьтесь! Как вы удачно выбрали время, меня не беспокоят с самого утра.
— Я же приблизительно знаю, когда вы свободны: с телефона многое видно.
— Ну да-да… А вот мой зверь. Он похож на котенка, но это настоящий балхашский тигр. Васька, дай лапку! Не могу придумать имя, куда ни кинусь, все избитые — Васька, Мурка, Барсик.
— Назовите Тигром! — посоветовала Оленька.
— Я вношу поправку — пусть будет не тигр, а Тигра. Здесь и достаточное уважение к его королевской породе, и маленькая ирония, — предложил Ваганов.
Елкин согласился.
Оленька развернула газетный сверток, бывший у нее в руках, и подала Елкину букет цветов.
— Вам на новоселье!
— От кого? — спросил он.
— От меня. Я решила это сделать одна, ни с кем не советуясь. Я боялась, что посмеются: какое же тут новоселье, — промямлила Оленька, покивала на бедную, пустоватую юрту и повернулась уходить.
— А все-таки новоселье. И есть чему радоваться, есть: оно приближает нас к концу дороги, — воскликнул Елкин, потом задержал, усадил и похвалил девушку: — Молодец, правильно сделала. Спасибо!
Начал разглядывать цветы. Лишенные запаха, с жесткими бледными лепестками, они больше походили на пестрые камешки, среди которых выросли, чем на цветы, а весь букетик, маленький, коротконогий, точно полусъеденный, напоминал мозаичную обезноженную головку грибка.
— Где вы собрали их? — спросил Ваганов.
— В Огуз Окюрген. Ранней весной цветы лучше, не такие бедненькие. Но… — Рот девушки, по-детски пухлый, обидчиво дрогнул. — Но новоселье-то запоздало.
— Эти лучше всяких других, — успокоил Оленьку Елкин. — И новоселье никуда не убежало, сейчас будем праздновать.
Ваганов принес кипяток. Елкин нарезал геометрически правильными брусочками хлеб, достал сахар и кивнул Глушанской:
— Садитесь, разливайте чай!
Робевшая сначала девушка скоро освоилась. Компания троих приобрела вид слаженной веселой семьи.