Том 12. Пьесы 1908-1915
Шрифт:
Зобнин. Костя — прочитай…
Кичкин. Кум — бери…
Зобнин. Тарасьевна, дура! На кого прошение?
Кичкин. Ага-а? На кого-о?
Старуха. По случаю… пропажи, батюшка… зятёк-от мой…
Типунов. Костя — да ты, давай, вместе прочитаем!
Кичкин. Кум — держи!
Зобнин. Чёрт тебя принёс, старая лошадь…
Костя. Да будет вам! Что такое?
Старуха.
(Все тесно окружили чтецов. Евстигнейка осторожно пробирается вдоль стены и — никем не замеченный — исчезает в уборной.)
Типунов (читает). «Его сиятельству, светлейшему»…
Костя. «Покровителю сирых»… это не надо! «Имею честь известить…»
Зобнин. Да вы один который-нибудь…
Типунов (читает). «Зять мой, Кирилл Вараксин, вот уже четыре года находится в безвестном отлучении от жены, дочери моей…»
Костя (успокоительно). Это пустяки какие-то!
Типунов (читает). «И жизни своей, может быть, решился…» Это не касается Мокей Антоныча!
Кичкин. До конца — не касается? Верно?
Типунов. До конца! Тут — о пропаже зятя.
Кичкин (ворчит). А может, Мокей прикосновенен и к этой пропаже?
Зобнин (радостно). Что же ты, старушка, а? Как же ты это, а?
Старуха. Да ведь, батюшка ты мой, дочка теперь не то вдова, не то — замужняя… как это понимать?
Кичкин (Типунову). А я думал — на него прошение, на Мокея! Обрадовался было…
Типунов. А ты — погоди! Ты — потерпи!
Зобнин (старухе). На тебе гривенничек и — иди с богом! Иди спокойно!
Старуха. Может — он разрешил бы ей?
Зобнин. Теперь — мне некогда! Потом — я те разрешу… иди себе…
Старуха. Уж ты ей-то разреши…
Зобнин. И ей разрешу… Вино и елей… Ух! Ну, Иван Иванов, подозрительный ты человек!
Кичкин. Да ведь ты вон как… забегаешь!
Зобнин. А ты — давай будем верить друг другу, право! Пусть кто другой ямы нам копает… Ты — простодушней будь! Жизни тебе не больно много осталось…
Кичкин. Это — верно. Выпьем давай, что ли? Леший…
Костя (Марье). Ф-фу! Я даже вспотел!
Марья. Же сюи осси тре фатигэ… пардон! [14] Я тоже устала… волнуюсь до костей!
Костя. У нас с вами, можно
Зобнин. Экой ты, братец мой, варвар! Всё расковырял, разварзал! Татьяна, ты чего глядишь?
Татьяна. Не понимаю даже, зачем меня привезли!
3обнин (угрожая). Забудь-ка! Я те дома напомню!
14
Я тоже очень устала… извините! (франц.) — Ред.
Кичкин. Всё перебуторено на тарелках-то! Кум, надо бы и нашу провизию выложить.
Типунов. Хватит с него!
Татьяна. Что же ваше-то лучше нашего?
Начальник станции (в двери). Сейчас даю звонок к поезду, — как у вас дела?
(Общая суета. Костя залпом пьёт три рюмки.)
3обнин. Татьяна — бери поднос! Оправься! Губы-то подбери… Ишь, развесила, словно флаги!
Кичкин. Марья — готовься! Кум, гляди! Господи, благослови…
Начальник станции. А… позвольте! Вдруг я выговор получу за устройство этого буфета?
3обнин. Друг — не скучай! Всё получишь, как договорено!
Начальник станции. Насорили… бумажки, солома… плевки! Эх, господа!
Костя (критически). Действительно — хламу много! Любит русский человек сделать что-нибудь неприличное.
Марья. Ах, это святая правда!
Начальник станции (кричит). Быков! Подмети классную!
Зобнин (берёт Кичкина за руку). Ну, идём, благословясь!
Татьяна (миролюбиво Марье). Очень это верно насчёт неприличия! Ехала я в губернию намедни — так господин какой-то, который надо мною поместился, носок мне на голову спустил…
Марья (подвигаясь к выходу). Скажите, какое безобразие!
Татьяна. Я говорю: «Что это вы делаете?» А он: «Ведь голову я вам не прошиб», говорит…
Марья. Бесстыдник!
Татьяна. И носок-то с дыркой был…
Марья (с гримасой). Фи, гадость…
Татьяна. С дыркой! Неженатый, видно, пассажир-то…
(Ушли. Входит Быков со щёткой, притворил дверь и осторожно подходит к столу. Улыбаясь, качает головой, потом, взяв бутылку, пьёт из горлышка — у него занялось дыхание и выкатились глаза.)