Том 12. Пьесы 1908-1915
Шрифт:
Наташа. Негодяй?
Полина. Сама видишь. Я — не виню его, все — так!
Наташа. Негодяй, потому что разлюбил тебя?
Полина (не сразу). Почему ты говоришь — разлюбил? Ведь вот он нашёл меня, явился…
(Молча смотрят друг на друга. Полина снимает со своих плеч руки Наташи — кажется, что она хочет обнять себя её руками, но затем отталкивает их. Идут рядом к окну, не глядя друг на друга.)
Наташа. Завтра — воскресенье…
Полина.
Наташа. Так. Дни бегут, точно испуганные собаки.
(Стоят у окна.)
Клавдия (осторожно выглянула из двери своей комнаты. Подмышкой — узел, в руке — чемодан. Скрылась. Затем выходит без вещей). Чем любуетесь?
Наташа. Луной.
Клавдия. А я иду к Дуне, ночевать. Она — одна. Тётка её уехала дачу продавать. (Молчание.)Муженьком моим не пахнет? Не видали его?
Наташа. Нет.
Клавдия. Значит — в трактире. Ну, прощайте! Иду. (Ушла в свою комнату.)
Полина. Я тоже уйду, Наташа. Я — спать.
Наташа. Усни. (Нахмурясь, смотрит вслед ей. Идёт к двери магазина, подняла с пола шаль, набросила её на себя, скрылась в магазине.)
Дуня (из двери кухни, осторожно стучит в дверь Клавдии, та — на пороге, шепчутся). Ты мне вещи в окно подай, а я их — через забор.
Клавдия. Он — ждёт?
Дуня. Ну да! Скорее. (Взяла из рук Клавдии узел, ушла. Наташа выглядывает из магазина.)
Кемской (спускается с лестницы, в халате, на голове — шёлковая чёрная шапочка). Наташа! Глинкин! Кто-нибудь есть тут? Никого, когда нужно. Темнота. Экономия. Всегда были люди, но никогда они не были так отвратительны. (Кричит в окно.)Наташа! (Идёт в кухню.)
Бобова (нарядно одетая, из кухни). Не спишь — ходишь? Эх, старость!
Кемской. Никого нет…
Бобова. Ночь всех в сад выманила. Идём, провожу. У меня, батюшка, дельце к тебе. Блудливые языки говорят про меня…
(Ушли. Клавдия вышла из своей двери с вещами, но тотчас бросилась назад. Ефимов и Глинкин с портфелем, выпивший. Ефимов тоже нетрезв.)
Глинкин. Не заметил нас, старый чёрт. Вот — жизнь! За двадцать пять рублей работаю до поздней ночи, а?
Ефимов (мрачно). Все живём плохо. У меня, брат, тоже… кошки в душе. Да. Правильно говорят: любовь — мученье…
Глинкин. Это — когда глупо говорят. Любовь — дело государственное. (Сел к столу. Поднимает кружок под лампой, быстро опустил. Улыбается. Вынул из кармана стекло, вставил в глаз.)Удивительно.
Ефимов.
Глинкин (блаженно улыбаясь, напевает). «Наша жизнь — полна чудес…»
Ефимов. Теперь моноклей не носят.
Глинкин. Что-с?
Ефимов. Не носят моноклей теперь.
Глинкин. Предоставь мне знать эти вещи, а?
Ефимов. Не носят. И это — не монокль, а стекло от дамских часов, я вижу. Дёшево форсишь.
Глинкин. Ты глуп!
Ефимов (встал). Не очень. Нет, я не очень глуп. (Идёт к себе.)Клавдия!
Глинкин (взял со стола монету. Поцеловал). Милая…
Наташа (подошла к нему сзади). Положи на место.
Глинкин (испугался, вскочил, выхватил стекло из глаза. Смеясь, обнял Наташу за талию). Наталия — и так далее. Это — ты делаешь, да? Это — очень мило. Дай щёчку…
Наташа (оттолкнув его). Положи монету на место.
Глинкин. Но — почему? (Сердится.)Ты всё — капризничаешь, душа моя! Это может надоесть мне.
Наташа. Пошёл прочь!
Глинкин. Позволь — что такое?
Наташа. Пошёл прочь, идиот!
Глинкин (оробел). Но — что ж тут такого? Ты положила — я взял. В чём же дело? Наконец, я не могу допустить, чтобы ты кричала на меня… Моё достоинство… Я скажу Кемскому, что ты невозможна…
Наташа (отходя от него). Ничтожество ты…
Глинкин (идя за нею). Ты забываешь, что я — дворянин, и в наше время, когда мы единственно…
Наташа. Уйди! Я тебя ударю… (Бежит вверх по лестнице.)
Глинкин (растерянно). Послушай… Что ж это? Чего ты хочешь?
(Кемской и Бобова идут.)
Кемской (брезгливо отмахиваясь). Ну, довольно, не надо! Я сказал: заплачу тебе. Не надо это — сплетни и всё…
Бобова. Как — не надо? Надо, милый! И заплатить мне по векселю надо, и знать, что в доме делается, надо тебе. Ты — верь мне. От кого, кроме меня, непорочную ласку увидишь ты? Я тебя знаю, я тебя помню, каков ты сокол был. Двадцать-то годков спустя… Помнишь, как ты со мной на пароходе знакомство свёл. Какова была я…