Том 17. Джимми Питт и другие
Шрифт:
Какой диалог! Блестящий. Вот они, юные американцы. Заходят в наш сад и окрестные собаки, рассчитывая на плошку молока и два-три печенья. Не говорю о птицах, белках, черепахах и кроликах. В хороший ясный день сад наш похож на зоологический. Кстати, о кроликах — я слышал, что нью-йоркские ветеринары колют им энзим «папаин», чтобы уши у них не торчали, а свисали, как у коккера. Изобрел это некий Льюис Томас, и Кроличье общество счастливо. Как их, однако, легко обрадовать! Посудите сами — хорошо, укололи, а что толку? Перед вами вислоухий кролик. Если вы таких
Есть у нас и броненосцы, точнее — мы знаем, где их найти, если понадобятся.
Не так давно сотрудник «Нью-Йорк Гералд», отвечающий на телефонные звонки, снял трубку и услышал, что говорит Синди Э. Шварц, разводящий пчел в Риверхеде, за семь миль от Ремзенбурга.
— А, пчел! — сказал сотрудник. — Ну, как они?
— Спасибо, ничего, — отвечал Шварц. — Но я хотел спросить, не нужны ли вам броненосцы.
И поведал захватывающую историю. Почему-то, глядя на своих пчел, он как-то задумался над тем, почему он разводит их, а не броненосцев.
О броненосцах он знал одно: никто не считает, что они написали пьесы Шекспира. Тем не менее он пошел и купил счастливую пару.
Что говорить, любовь побеждает все. Любовь броненосцев, как правило, приносит не меньше восьми деток. Словом, настал день, когда эти создания кишели повсюду. Шварц приуныл. Расходы на собачий корм, рыбий жир и сметану подорвали семейный бюджет, но этого мало. Броненосцы спят весь день и, словно театральные критики, начинают вечером активную жизнь. К тому же они шумят, бесчинствуют и, судя по всему, предпочитают удовольствия долгу.
Обитель Шварцев превратилась в ночной клуб самого дурного пошиба. Броненосцы, вымазанные сметаной, кишели по всему дому, а иногда и дрались. Нетрудно представить, как одни голосят дуэтом, а другие — квартетом. Так и тянет сказать: «Это ад какой-то».
Шварц не сплоховал. Другой уехал бы в Австралию, а он остался и возвысился духом. Ему давно хотелось получить докторскую степень. Что ж, вот и тема. Труд о Dasypus novemcinctus увековечит его имя. Разделив отпрысков на две группы (родители были слишком бестолковы), он, как пишет «Гералд Трибьюн», «заставлял одну группу крутить ступальное колесо, оставив другую предаваться размышлениям и досугу. Через несколько недель он заметил, что трудящиеся броненосцы бодрее и счастливей праздных».
Степень он получил, доказав дополнительно, что из зла можно извлечь добро. Вероятно, он рад, но меня его доводы не убеждают. Откуда известно, что работники счастливей? Быть может, они преодолевают себя. Нельзя судить по внешнему виду. Бойкий, веселый броненосец нередко скрывает тяжкую скорбь и плачет в подушку. Нет, мне мало этих доказательств.
Однако интересует меня не столько душевная жизнь броненосцев, сколько участь Шварца. Хорошо, он доктор чего-то, вроде бы — конец счастливый, но броненосцы-то у него. Наверное, они размножаются. Тут призадумаешься.
Словом, если мне ко всем моим собакам, кошкам, белкам, черепахам и кроликам понадобится и броненосец, д-р Шварц охотно его отдаст.
Со спортом у нас все в порядке. В Уэстхемтоне, в пяти милях, есть и гольф, и океан, а если хочешь сидеть дома, можно бить москитов у пруда, конечно, с разрешения владельца, то есть моего. Жаль только, что сезон коротковат. С начала сентября остаются только мухи, а тот, кто глядел в глаза москиту, питает к ним недостаточный интерес. Спорт, как-никак, связан с опасностью.
Думали Вы, Уинклер, о том, как жалка, как изнежена муха по сравнению с москитом? Поголовье можно вывести за три недели, но при 70 по Фаренгейту, никак не меньше. Чуть похолодает, и муха отворачивается лицом к стене. То ли дело москиты! На борьбу с их яйцами тратят 2 миллиона долларов в год. Чем их только не шпарят, чем не опрыскивают, а уж нефть или что-то в этом духе льют тоннами. И что же? Сдаются они? Трясутся хотя бы? О, нет! Налетают тучей, выпятив грудь и весело посвистывая. У некоторых, заметьте, по жалу с обоих концов.
Наука установила, что жалят только самки. Самцы сидят дома и решают кроссворд. Так и видишь, как благодушный, незлобивый москит слабо препирается с женой, отправляющейся на дело.
— Да ладно! Не летай, а? Куда ты собралась, на ночь глядя?
— В темноте работать легче.
— В город летишь?
— Да. В Нью-Йорк.
— В Ньюарк?
(Происходит это на джерсийских болотах, где москиты просто кишат).
— Нет, в Нью-Йорк.
— Недалеко?
— Ха!
— Что «ха»? Ну, что «ха»? Сама знаешь, москит может пролететь не больше 200 ярдов.
— Сяду в поезд и на паром.
— Недорого?
— Тебе бы все деньги! — сердито отзывается самка, точит жало о порог, улетает и обычно гибнет. Жаль, конечно. Тоже чья-то мать. Но тут сентиментальность постыдна.
Я, старый охотник, люблю рассказ о генерале, который в плену у северных корейцев скрашивал однообразие жизни, хлопая москитов. Рекорд — 522 м/день — он поставил в 1953 году, но если считать добычу за год, лидирует 1952-й, когда он убил 25 477 штук. Секрет успеха, по его словам, несложен: дождись, пока добыча приникнет к стене. Москит, простая душа, не знает, что стена оштукатурена, и падает жертвой человека, который, бесшумно подкравшись, наносит удар «Историей ВКП(б)».
Говорят, 1958 год будет урожайным. Надеюсь, ибо нет зрелища прекрасней охоты на москитов. Собаки лают, куртки алеют — и так далее.
До встречи на болотах!
По сравнению с Лондоном, Парижем или Лас Вегасом, Ремзенбург — тихое место. Можно противопоставить его и Бэд Эксу, штат Мичиган.
Только там, насколько мне известно, человека сбила с ног перелетная корова. Точнее, сбила она миссис Дженет Уиттэкер. Та шла, мечтала, и вдруг — на тебе! По-видимому, корову поднял в воздух какой-то автомобиль, а миссис У. она ударила в спину. Отважная женщина перенесла это стойко.