Том 17. Джимми Питт и другие
Шрифт:
Подойдут ко мне на улице и скажут:
— Эй, Вудхауз, хотите быть знаменитым? А я и отвечу:
— Нет, дорогой Стоук, Смит или Бивен (если подойдет сам Эньюрин [47] ). Не хочу. Сдашься в минуту слабости, и все, конец. Лезть к знаменитостям — наш национальный спорт.
Так было не всегда. Когда-то знаменитых людей почитали. И вдруг — что такое? Словно туча москитов, налетели молодые люди с блокнотами и вечными перьями, чтобы следить за каждым шагом, каждым твоим словом. Теперь знаменитость можно опознать по затравленному взгляду и нервным прыжкам.
47
… подойдет
Справился с этим только Ивлин Во. Быть может, вы еще помните, что примерно год назад из «Дейли Экспресс» позвонили ему в Глостер и спросили, нельзя ли к нему приехать их сотруднице, Нэнси Спейн, чтобы взять интервью для серии «Трезвый взгляд на тех, кого мы любим». Мистер Во, имевший дело с «Д.Э.», ответил: «Нельзя». Однако мисс Спейн приехала вместе с лордом Ноэль-Бакстоном, а Великий Во, Во Освободитель, твердой рукой довел их до ворот и вернулся к прерванному обеду.
Случай этот так умилил меня, что я взял арфу и спел такую песню:
Мой добрый отецСказал мне: «Юнец,Ты можешь стать юристом,Шофером, актером, танцором, вахтеромИ даже плохим дантистом,Но я умоляю,Прошу, заклинаю,Не становись романистом,Не становись, остановись,Лучше стань аферистом.Ибо писателя посетятНе холод, не голод, не мор, не град,А парочка журналистов,Ноэль-Бакстон и Нэнси Спейн.Бакстон и Нэнси Спейн, мой друг,Которые хуже и зноя и вьюг,Мышей, клещей, насекомых.Однако писатель их должен принять,Слушать, кормить, поить, отвечать,Иначе ему придется бежатьИз милого сердцу дома.Ах, я не слушал советов отца,Писал романы в поте лица,Имел немалый успех.Однако настал неприятный час,Несчастный, нет, злосчастный час,И появились в доме у нас,Как, собственно, и у всех,Кто нарушает волю отца,Два посторонних и мерзких лицаБакстон и эта Нэнси.Бакстон и эта Нэнси, мой друг,Которые хуже загробных мук,Голода, холода, мыши,Поскольку ты должен их утешать,Кормить их, поить их, что там — читатьТо, что они напишут.О, не надейтесь обманутьЗлою судьбой предначертанный путь,С верной дороги недолго свернуть,На пагубную тропу!Помните опыт печальный мой,То, как я утратил покой,Обретя вместо жизни простой,Тихой, смиренной, не показнойБессовестную толпуВсяких лордов и Нэнси Спейн.Лордов и Нэнси Спейн, мой друг,Лордов и Нэнси Спейн».Начал «Нью-Йоркер» со своими «Профилями». Он решил, что, если выследит знаменитость, разговорит ее, а потом напишет статью, изображая
Заметьте, знаменитость трудится даром, хотя есть хорошие предвестия. Вероятно, читатель не знает Джона Харрингтона, и я объясню, что он возглавляет спортивный отдел на чикагском радио. Вчера он получил такой удар, что до сих пор ходит кругами, бормоча: «Кровопийцы» или что-нибудь похуже.
Дело в том, что он хотел взять интервью у членов бейсбольного клуба, а они обрадовались, но сказали, что берут авансом по 50 долларов на рыло. Нет долларов, нет интервью. Он удивился и пал духом, как герой русского романа.
Слава бейсбольному клубу, скажу я. Сколько нас терзали, сколько мучили в прямом смысле — ни за грош, предполагая, что с нас хватит двух-трех хвалебных фразочек.
Вот что писали в «Дейли Экспресс» о Сесиле Битоне:
«Он похож на доброго и ловкого волшебника в сером костюме и элегантных черных ботинках».
Поистине, жалкая плата! А беседа, между прочим, была очень важная, ибо, рассказывая о посещении какого-то французского ресторана, СБ. поделился сенсационными фактами:
«Стояло лето, сияло солнце. Нам подали очень вкусное блюдо, консистенцией близкое к крему. Названия я не запомнил, но знаю доподлинно, что там были трюфели».
Представляете? Тираж подскочил. Лорд Бивербрук, хочешь — не хочешь, купил на Ямайке еще два дома. Журналистка, вполне заслуженно, получила неслыханный гонорар и право называть мисс Спейн просто Нэнси. А что получил Битон? Ничего, кроме преходящей радости увидеть себя волшебником в черных ботинках. Справедливо это? Нет. Ботинки или не ботинки, но за жилье с вас возьмут, как миленькие. Молодцы эти бейсболисты.
Однако они — не первые. Видимо, есть что-то такое в бейсболе. Вчера я читал довольно давнюю беседу Уильяма (Билла) Терри, возглавлявшего нью-йоркских «Гигантов», и журналиста, который пристал к нему с этим «Профилем» (в упомянутом журнале статья этой серии занимает 83 страницы).
— Где вы родились, мистер Терри? — спросил для начала журналист.
— Парень, — ответил Билл, — за такие сведения платят. И немало.
На этом и кончился пир любви. Пришлось заполнить 83 страницы весомыми, умными мыслями Эдмунда Уилсона.
Так что, слава Биллу. Однако, соглашаясь с таким подходом, я вижу и опасности. Пока нет четкой таксы, можно ожидать весьма прискорбных препирательств.
Предположим, вы — мистер Боррот, обыгравший в кегли весь город в тихий летний день, когда манит сень и мешает тесный ворот. Вскоре у ваших дверей зазвонит звонок, а там — появится джентльмен в роговых очках.
— Доброе утро, мистер Боррот, — скажет он. — Я из «Тайме». Читатели хотели бы узнать…
— Сколько?
— Фунтов десять?
— Двадцать.
— Ну, пятнадцать.
— Смотря что вы напишете. Человек под тридцать, в очках, уже лысеющий?..
— Ну, что вы! Скорее, в духе веселого, ловкого чародея.
— Это хорошо.
— И прибавим, что успех вас не испортил.
— Прекрасно. Могу сбавить шиллингов десять.
— А не 12 и 6 пенсов?
— Нет. Я не мелочен.
— Ладно. Теперь скажите, мистер Боррот, что вы чувствовали, когда…
— Радовался.
— Могу я написать, что вас вдохновляла мысль о жене и детях9
— Если дадите 15. А лучше — 20.
Видите, что получается? Стыдно смотреть. Лучше перепоручить все агенту. Своему я твердо сказал: «10 гиней», а если хотят узнать, что за блюдо мне подали в замке, накинем еще.
Я не назвал журналиста из «Тайме», но полагаю, что его имя содержится в стихах, которые записал на старом конверте, размышляя, как мне свойственно, над перечнем издателей, редакторов, корректоров, корреспондентов и т. п. Сяду, закину ноги на каминную доску и смакую любимый список, дарующий вдохновение.