Том 18. Лорд Долиш и другие
Шрифт:
— Кажется, наш малыш чувствует себя неплохо, мисс Бринкмайер, — сказал дантист.
Его любезные слова были встречены резким фырканьем, выражавшим отвращение и презрение. Я понял, почему малыш Кули недолюбливал эту особу. Мне она и самому не нравилась. Ей не хватало того трудно определимого качества, которое обычно называют обаянием.
— Разумеется, неплохо! С какой стати ему чувствовать себя иначе?
Б К. Буруош любезно заметил, что всегда беспокоится, пользуясь веселящим газом, однако она лишь распалилась еще больше.
— Что за чушь! Еще газ какой-то… Когда
Во мне росло раздражение. Я погрузился в размышления о своих невероятных проблемах, а резкий визгливый голос женщины вторгался в них, словно скрежет пилы.
— Помолчите! — бросил я, отмахнувшись.
— Что-о?
— Я сказал, помолчите. Невозможно думать под вашу трескотню. Дайте, наконец, сосредоточиться!
Б. К. Буруош вежливо хихикнул, хотя я вовсе не собирался переводить разговор в юмористическую плоскость. Мисс Бринкмайер побагровела и тяжело задышала.
— Снять бы с тебя штаны да выпороть хорошенько… Я остановил ее холодным жестом.
— Оставайтесь, пожалуйста, в рамках приличий!
В этот момент мне кое-что пришло в голову, и ситуация осветилась с несколько другой стороны. Что там говорил малыш Джо о своих планах на будущее, когда он вырастет? Видит бог, теперь он подрос более чем достаточно. Наша ветвь семьи всегда отличалась крупным телосложением, и я в ней — не из худших. Занимаясь боксом в Кембридже, весил все девяносто без одежды.
Мне в первый раз за долгое время захотелось рассмеяться.
— Я бы вам посоветовал, — сказал я с улыбкой, — прежде чем угрожать другим, позаботиться о себе. Вашему положению не позавидуешь. Мститель уже идет по следу. Трудно сказать, когда он нанесет удар, но однажды ваша физиономия серьезно пострадает, я обещаю.
Б. К. Буруош озабоченно нахмурился.
— Надеюсь, я не переусердствовал с газом, — пробормотал он. — Не нравится мне все это… Похоже на бред. Мальчик ведет себя странно с тех пор, как очнулся.
Бринкмайерша с презрением отвергла его опасения.
— Ерунда! Бред, еще чего выдумали… Да он просто дурака валяет!
— Вы думаете? — поднял брови дантист.
— Ну конечно! Вам когда-нибудь приходилось присматривать за дерзким, высокомерным, распущенным сорванцом, который привык считать себя пупом земли только потому, что всякие идиотки расталкивают друг друга, чтобы его увидеть, и восторгаются, какой он хорошенький и невинный?
Б. К. Буруош вынужден был признать, что подобного опыта не имеет.
— Ну а я, — подбоченилась она, — вожусь с ним целый год и успела изучить все его повадки!
Опасения дантиста понемногу рассеивались.
— Так вы полагаете, что для беспокойства нет причины?
— Ни
— Ну что ж, вы меня успокоили, а то мне казалось, что он немного не в себе.
— Такой, как всегда. К сожалению. Я расхохотался.
— Забавно. По иронии судьбы, именно что не в себе, точнее не скажешь! — И решив не упускать предоставившуюся возможность, продолжал: — Мадам, и вы, Б. К. Буруош, прошу вас приготовиться к небольшому сюрпризу. Вряд ли я сильно ошибусь, если предположу, что мое заявление весьма вас удивит…
— Ну вот, опять!
— Как сказал великий Шекспир, на свете бывает много такого, что нашим мудрецам и не снилось. Подобный курьез как раз и приключился только что в этом самом кабинете. Вам, без сомнения, будет интересно узнать, что в результате непредвиденного короткого замыкания в четвертом измерении…
— Прекрати молоть ерунду! Пошли.
— Погодите, я должен сделать заявление. Итак… в результате, как я уже сказал, какой-то неполадки в четвертом измерении — заметьте, я говорю о четвертом, но оно с таким же j успехом может оказаться и пятым, я не слишком силен в измерениях…
— Если сейчас же не замолчишь, то узнаешь, в чем я сильна, клянусь честью! Никакого терпения не хватит с этим мальчишкой. Идем, говорю!
И мы пошли. Если вы считаете это слабостью с моей стороны, то скажу только, что если бы Беуле Бринкмайер вздумалось схватить за руку монумент Альберта и дернуть как следует, он пошел бы с ней как миленький. Я вылетел из кресла, как пробка из бутылки, попавшей в руки опытного дворецкого.
— Ладно, — вздохнул я, мирясь с неизбежностью. — Пока-пока, Буруош!
Признаться, я не очень-то и сожалел, что мое заявление было так бесцеремонно прервано. Здравый смысл наконец-то вернул себе бразды правления, помешав мне окончательно выставить себя идиотом. Ведь если из всех этих историй об обмене душами и можно извлечь какой-нибудь урок, то он заключается в том, что любые заявления в подобной ситуации неуместны. В них нет никакого проку. Бессмысленное сотрясение воздуха. Герои каждый раз пытаются их делать, и никто не верит ни единому слову. Мне следовало избрать другой путь: хранить холодное молчание, воздерживаясь от любых попыток привлечь внимание общественности. Как ни тягостно скрывать то, о чем так много можешь сказать, сдержанность в моем положении — лучшая политика.
Ограничившись, в результате, лишь предупреждением, что если она будет так дергать, то меня вырвет, я проследовал за мисс Бринкмайер к двери. Вид у меня был, признаюсь, не слишком оживленный. Меня томили дурные предчувствия. Чего, скажите, можно было ожидать от жизни в обществе этой жуткой старушенции? Сравнив ее с Симоном Легри, малыш Кули проявил себя недюжинным знатоком человеческой природы. Впрочем, без капитана Блая с «Баунти» тут, на мой взгляд, тоже не обошлось.
На улице нас ждал роскошного вида автомобиль, мы сели и покатили: она — то и дело фыркая, словно ее бесило одно мое присутствие, а я — откинувшись на спинку сиденья, погруженный в хмурую задумчивость. Вскоре машина въехала в ворота и остановилась у дверей величественного белого особняка.