Том 18. Пьесы, сценарии, инсценировки 1921-1935
Шрифт:
Булычов. Самовар какой… Шурок, — хорош целитель? А ну-ко, подуй!
(Трубач откашлялся, трубит, не очень громко, кашляет.)
Булычов. Это и — всё?
Трубач. Четыре раза в сутки по пяти минут, и — готово!
Булычов. Выдыхается человек? Умирает?
Трубач. Никогда! Сотни вылечил!
Булычов. Так. Ну, а теперь скажи правду; ты — кем себя считаешь — дураком или жуликом?
Трубач (вздохнув).
Булычов (посмеиваясь). Ты — не прячь трубу-то! Говори прямо: дурак или жулик? Денег дам!
Шура. Не надо обижать его, папа!
Булычов. Я не обижаю, Шурок! Тебя как звать, лекарь?
Трубач. Гаврила Увеков…
Булычов. Гаврило? (Смеётся.)Ох, чёрт… Неужто — Гаврило?
Трубач. Имя очень простое… никто не смеётся!
Булычов. Так — ты кто же: глупый или плут?
Трубач. Шестнадцать рублей дадите?
Булычов. Глаха, — принеси! В спальне… Почему шестнадцать, Гаврило?
Трубач. Ошибся! Надо было больше спросить.
Булычов. Значит — глупый ты?
Трубач. Да нет, я не дурак…
Булычов. Стало быть — жулик?
Трубач. Да и не жулик… Сами знаете: без обмана — не проживёшь.
Булычов. Вот это — верно! Это, брат, нехорошо, а — верно.
Шура. Разве не стыдно обманывать?
Трубач. А почему стыдно, если верят?
Булычов (возбуждённо). И это — правильно! Понимаешь, Шурка? Это — правильно! А поп Павлин эдак не скажет! Он — не смеет!
Трубач. За правду мне прибавить надо. И — вот вам крест! — некоторым труба помогает.
Булычов. Верю, — двадцать пять дай ему, Глаха. Давай ещё. Давай все!
Трубач. Вот уж… покорно благодарю… Может, попробуете трубу-то? Пёс её знает… как она, а ей-богу — действует!
Булычов. Нет, спасибо! Ах, ты, Гаврило, Гаврило! (Смеётся.)Ты… вот что, ты покажи, как она… Ну-ко — действуй! Да — потолще!
(Трубач напряжённо и оглушительно трубит. Глафира смотрит на Булычова тревожно. Шура, зажав уши, смеётся.)
Булычов. Сади во всю силу!
(Вбегают Достигаевы, Звонцовы, Башкин, Ксения.)
Варвара. Что это такое, папаша?
Ксения. Егор, что ты ещё затеял?
Звонцов (Трубачу). Ты пьяный?
Булычов. Не
Ксения. Ой, ой, помешался…
Башкин (Звонцову). Вот видите?
Шура. Папа, ты слышишь? Они говорят — с ума сошёл ты! Уходите, трубач, уходите!
Булычов. Не надо! Глуши, Гаврило! Светопреставление! Конец миру… Труби-и!..
Занавес
Третий акт
Столовая. Всё в ней кажется сдвинутым со своих мест. На столе неубранная посуда, самовар, пакеты из магазина, бутылки. В углу чемоданы, один из них разбирает монастырская служка Таисья в острой шлычке [7] , около неё — Глафира, с подносом в руке. Над столом горит лампа.
7
головной убор — Ред.
Глафира. А надолго мать Мелания к нам?
Таисья. Не знаю я.
Глафира. Почему она у себя на подворье не остановилась?
Таисья. Не знаю.
Глафира. Тебе сколько лет?
Таисья. Девятнадцать.
(Звонцов на лестнице.)
Глафира. А ничего не знаешь! Что ты — дикая какая?
Таисья. Нам с мирскими не велят говорить.
Звонцов. Игуменья пила чай?
Глафира. Нет.
Звонцов. Возьми, подогрей самовар, на всякий случай.
(Глафира уходит, взяв самовар.)
Звонцов. Что там вас — солдаты напугали?
Таисья. Солдаты-с.
Звонцов. Чем же они напугали?
Таисья. Корову зарезали, пригрозили поджечь монастырь. Простите. (Ушла, унося груду белья.)
Варвара (из прихожей). Слякоть какая! Ты тут с монашенкой беседуешь?
Звонцов. Присутствие игуменьи в нашем доме неудобная штука, знаешь ли?
Варвара. Дом ещё не наш… Что, Тятин согласился?
Звонцов. Тятин — осёл или притворяется честным.
Варвара. Подожди. Кажется, отец кричит… (Слушает у двери в комнату отца.)
Звонцов. Хотя доктора и утверждают, что он — в своем уме, но после этой дурацкой сцены с трубой…