Том 2. Горох в стенку. Остров Эрендорф
Шрифт:
— Не-пра-вильно!
— Кто это там все время кричит «неправильно»? Совершенно правильно! Томас применял этот прием с большим успехом во время последней схватки между капиталистами и рабочими.
— Браво, браво, браво!
— Дальше. Так называемый мост. Прошу убедиться. Гендерсон, покажи. Видите — он делает мост, по которому без всякого труда Болдуин проводит на бастующий завод любое количество штрейкбрехеров.
— Браво! Бр-раво-оо! Би-с!
— За поздним временем переходим к раздаче призов. Король,
— Первый приз — орден Подвязки — присуждается борцу, скрывающемуся под желтой маской.
— Интересно, кто бы это мог быть? Снимите маску!
— Попрошу вас снять маску, таинственный незнакомец!
Таинственный незнакомец застенчиво снял маску.
— Ба! Плутишка Макдональд! Ха-ха! Мы так и знали, что это ты, старый мошенник!
— Получай подвязку, Мак. Пускай она гордо поддерживает ваши носки и вашу незапятнанную репутацию моего старого лакея.
Макдональд почтительно приложился к королевской ручке.
— Второй приз присуждается Гендерсону и Томасу. Получите, милые, на чай десять тысяч фунтов и поделите по совести, только чур не драться. Да скажите там, на кухне, чтоб вас накормили.
— Господа, чемпионат международной классовой борьбы считается оконченным. Музыка — ту…
— Стойте! — раздался грозный голос, и на сцену медленно вышел новый борец, в красной маске. — Стойте!
— Кто вы такой? — испуганно пискнул король.
— Я — чемпион рабочих всего мира. За мной миллионы угнетенных. Стойте! Борьба не кончается. Она только еще начинается. Ни с места! Музыка, «Интернационал»!
…И в европейском цирке повисла тягостная тишина…
1926
Евангельская история *
Орган независимой Крестьянской партии, три номера которого были конфискованы день за днем, вышел с главой Евангелия вместо передовой и с примечанием от редакции, что «эта передовая, вероятно, не будет конфискована комиссаром правительства».
Комиссар польского правительства вызвал к себе редактора газеты и сказал ему:
— Садитесь.
— На сколько? — бледно заинтересовался редактор.
— На этот раз на две минуты, не больше, — вежливо улыбнулся комиссар правительства.
— С заменой штрафом или же без замены?
— Без всякого штрафа и без всякой замены, пан редактор. Даже наоборот. Разрешите от имени польского правительства выразить вам горячую признательность за то, что вы в вашей уважаемой газете отказались от всякого рода политических выпадов против государственной власти и решили заменить крамольные передовицы цитатами из Священного писания. Надеюсь, что и впредь вы будете держаться такой же благонамеренной линии. Не так ли?
—
— Приятно слышать. Старайтесь, молодой человек.
— Постараюсь…
— То-то! И чтобы никаких выпадов. А то у меня в двадцать четыре часа… Понятно?
— Понятно.
— Ступайте же, молодой человек, и продолжайте в том же евангельском духе.
— Мерси. Буду продолжать. До свидания.
Придя в редакцию, редактор стиснул острыми кулаками виски и нежно скрипнул зубами.
— Секретарь!
— Что прикажете?
— Основное содержание завтрашнего номера?
— Передовая на тему о растущей безработице, телеграммы, фотография Пилсудского, беседующего с английским представителем, фотография, изображающая сенаторов, расходящихся после заседания сената, стихотворение «На бой с тьмой!», зарисовка нашего художника демонстрации безработных в Лодзи и объявления.
— Хорошо. Тащите сюда Евангелие. Будем сочинять в строго евангельском духе. Хор-ро-шо!..
Комиссар развернул утром очередной номер газеты, ярко улыбнулся и воскликнул:
— Ха-ха! Вот это я понимаю! Газетка что надо. Вполне благонамеренная. Сплошное Евангелие, можно сказать, а не оппозиционная пресса! Приятно, приятно. Почитаем!
Комиссар удобно откинулся на спинку кресла и погрузился в чтение, бормоча:
— Тэк-с? Передовая статья — «Нагорная проповедь». Очень замечательно. Дальше: стихотворение в прозе «Заповеди блаженства». Красота-с! Затем телеграмма от Иоанна, Луки, Матфея и Марка… Н-недурственно! А эт-то что такое?
Тут рука господина комиссара дрогнула. Затылок надулся и побагровел.
— Канальи! — пискнул комиссар неправдоподобным голосом. — Прохвосты! Негодяи! Расстреля…
Вбежавшая в кабинет жена застала господина комиссара в бессознательном состоянии. Лоб его был бледен и покрыт крупными каплями холодного пота. А пальцы судорожно сжимали лист газеты на том самом месте, где были помещены рисунки и фотографии.
На первой фотографии был изображен Пилсудский, беседующий с английским представителем, а под ним крупным шрифтом напечатано:
К ПОЛУЧЕНИЮ ИУДОЙ ТРИДЦАТИ СРЕБРЕНИКОВ
На второй фотографии были изображены польские сенаторы, выходящие из здания сената.
И подпись:
ИЗГНАНИЕ ТОРГУЮЩИХ ИЗ ХРАМА
Затем красовался рисунок, изображающий толпу безработных, расстреливаемую полицейскими, снабженный следующей евангельской подписью:
НАСЫЩЕНИЕ ПЯТЬЮ ХЛЕБАМИ ДЕСЯТИ ТЫСЯЧ ГОЛОДНЫХ
Дальнейшего жена комиссара не смогла прочитать. В глазах у нее зарябило, и она с тихим стоном повалилась на бездыханное тело господина комиссара.