Том 2. Невинный. Сон весеннего утра. Сон осеннего вечера. Мертвый город. Джоконда. Новеллы
Шрифт:
Исчезает.
Франческа.Ах, какое несчастье, какое несчастье! Вы видите, какова она? Пока она лежала в постели, под своими одеялами, в повязках, полумертвая, весь ужас ее состояния не выступал так ярко. Но теперь, когда она двигается, ходит, видится с близкими, возвращается к прежним привычкам, к обычным движениям… Подумайте!
Лоренцо.Да, это слишком горькая участь. Я еще помню, что вы с такой нежностью сказали, взглянув на нее в тот апрельский день. «Кажется, что у нее крылья».
Франческа.И эта жертва оказалась бесполезной, как и все другие, не послужила ни к чему, ничего не изменила: вот жестокость судьбы. Если б Лючио остался с ней, я уверена — она удовольствовалась бы сознанием, что имела возможность дать ему это последнее доказательство своей любви, что имела возможность пожертвовать для него даже своими живыми руками. А теперь ей осталось одно — знать истину, во всей ее жестокости… Ах, какой позор! Вы могли когда-нибудь думать, что Лючио способен на подобное? Скажите!
Лоренцо.У него также своя судьба, и он повинуется ей. Как не был он господином своей смерти, так он и не господин своей жизни. Я видел его вчера. Он мне писал в Форте-деи-Марми и просил подняться на Каве и выбрать ему глыбу мрамора. Я видел его вчера в студии. Лицо у него до того истощено, что, кажется, его должна пожирать горячка. Когда говорит, странно возбуждается. Он продолжает быть подавленным и работает, работает, работает с каким-то лихорадочным исступлением: может быть, старается отвлечься от мысли, которая гложет его.
Франческа.А статуя все еще там?
Лоренцо.Все там, без рук. Она так и оставлена в этом виде: он не захотел восстанавливать ее. В этом своем виде, на своем пьедестале, она поистине похожа на изваяние древности, открытое на каком-нибудь из Пикладских островов. В ней есть что-то святое и трагическое, после заклания в жертву.
Франческа (понижая голос).А эта женщина, Джоконда, была там?
Лоренцо.Была. Молчаливая. Всякий, кто смотрит на нее и думает, что это она — причина такого ужасного несчастья, поистине не может желать ей зла в своем сердце, нет, не может, кто бы ни смотрел на нее… Я никогда не видал в теле смертного такой великой тайны.
Молчание. Старец и кроткая сестра, опустив головы, погружаются на несколько мгновений в раздумье.
Франческа (вздыхая от гнетущего ее волнения).Боже мой! Боже мой! И мне сейчас нужно будет привести Беату к матери, они увидятся после всего этого, девочка поймет истину, узнает ужасное… Как скрыть от нее все это, от существа, которому памятны все ласки и которое без ума от них! Вы только что видели ее, только что слышали…
На пороге показывается Сильвия. Глаза у нее горят, и все ее существо сведено мучительным усилием.
Сильвия.Ну, Франческа, вот я, приготовлена. Если хотите подняться к себе, профессор, то комната уже готова.
Лоренцо (подходя
Уходит в дверь. Увечная, задыхаясь, идет к сестре.
Сильвия.Теперь иди, иди. Веди ее. Я буду ждать здесь…
Сестра обвивает руками ее шею и молча целует ее. Затем уходит в дверь к морю и поспешно удаляется через олеандровую рощу.
Сильвия, тяжело дыша, смотрит сквозь чащу ветвей, освещенных косыми лучами солнца. Погода — летняя. День — прозрачнее стекол белого домика. Нежно-голубое, как цветок льна, море до того неподвижно, что длинные отражения парусов, кажется, достигают его дна, этот великий покой подымается от реки, которая катит вечную волну своего мира, могучие леса, сплошь пронизанные потоками золотых лучей, получают оттенок удивительной легкости, как будто теряют корни, чтобы утопать в наслаждении своим благоуханием, далекие мрамороносные Альпы обозначены на небе линией красоты, которая определяет собой грезы дремлющего в их недрах собрания статуй. В этом безмолвии появляется Сиреночка, и раздается ее чистый голос.
Сирена.Ты одна?
Сильвия(в смущении).Да, одна. Жду.
Сирена (подойдя к ней).Ты плакала?
Сильвия.Да, немного.
Сирена (с бесконечным состраданием).Кажется, что ты проплакала целый год. У тебя воспаленные глаза. Слишком больно у тебя на сердце.
Сильвия.Молчи. С сердцем я не могу совладать.
Судорожная, прижимается к стволу ближайшего олеандра, не в силах больше вынести муку ожидания.
Уже идет, уже идет.
Отходит от ствола и возвращается в комнату, как бы охваченная ужасом, как бы ища убежища.
Голос Беаты (из-за олеандров).Мама! Мама!
Мать, невыразимо бледная, вздрагивает, поворачивается.
Мама!
Дочь бросается навстречу матери с криком радости, с пылающим лицом, вся в жару, с распущенными волосами, задыхаясь от продолжительного бега, с пучком перепутанных цветков. Когда она бросается к матери, цветы выпадают у нее из рук. Увечная нагибается к маленьким ручонкам, которые крепко охватывают ее шею, и подставляет замирающее лицо бешеным поцелуям.
Сильвия.Беата, Беата!
Беата (задыхаясь).Ах, как я бежала, как бежала! Я убежала одна. Бежала, бежала!.. Меня не хотели пускать! Ах, но я убежала с пучком своих цветов.