Том 2. Поэзоантракт

Северянин Игорь Васильевич

1910. Апрель

Иногда…

Иногда — но это редко! — В соблазнительном вуале Карменситная брюнетка Озарит мой уголок И качнет — но это редко! — Вы при качке не бывали! — И качнет мечты каюту, Пол вздымая в потолок. Тут не вихрь — какое! — вихри! И не шторм — какое! — штормы! Вдруг завоют, вдруг закрутят, Приподнимут, да как — трах!.. Ай, да резвы эти игры! Ай, да резки

эти формы! Ай, да знойны эти жути! Я люблю их, просто страх!..

1909. Декабрь

Сонет-каприз

Встрепенулся звонок и замолк, А за дверью — загадка. Это кто? Это ты? Как мне сладко! Дорогая, войди… Черный шелк Зажурчит ароматно сонату, И конфузливо скромная складка Вдруг прильнет к огневому гранату. За окошком завистливый толк Приумолк ядовито. Это вздорно для нас… Все повито Упоеньем… Страсть алчет, как волк… Я пойму… ты поймешь… мы поймем… Да, поймем, как мечта даровита, И гранат мы иссушим вдвоем…

1909. Декабрь

Сириусотон

Н.А. Тэффи

Счастье снежинки — Ландыша с Сирьюса — В таяньи алом… Будут поминки В сердце у ириса, Лунно-линялом.

1910. Сентябрь

Какое мне дело?

Какое мне дело, что зреют цветы? Где вазы? ваз нет… не куплю ваз! Какое мне дело! Когда созревали мечты, «Простите, но я не люблю вас», — Сказала мне ты. Сказала… Горел, но теперь не горю, На солнце смотрю уже — щурясь. К чему эти розы? окрасить больную зарю? Простите, но я не хочу роз, — Тебе говорю.

1909. Март

Поэзия мещанки

Все было поэтично в ней… хотя Ее отец был при соборе сторож. Уж с ранних лет нездешнее дитя Любило снег черемуховых порош. Став девушкой, взяла она иглу, Питалась ею, язычком колола, Живя в подвале, в бедности, в углу, Спасала честь девичью от укола. Знакомых было много. Все пшюты, Как девушка говаривала броско, Но появился «он», и он стал «ты», — Расцвел пейзаж шаблонного наброска, Но кто был он? Да царь ее мечты — Писец с физиономьей недоноска…

1909. Июль

Мыза Ивановки

В луни

Ты пела грустно, я плакал весело?! Сирень смеялась так аметистово… Мне показалось: луна заметила Блаженство наше, — и серебристого Луча с приветом послала ласково… Нас луч к слиянию манил неистово… Сюда, сирены! Оставьте пляски вы! Оставьте пляски вы, скажите сказки нам О замках раковин, о рыбках в золоте, О влажных лилиях, песке обласканном, Чего вы просите, кого вы молите… Рассейте грезы, испепелите их! — Они сжигают, они неистовы. Такая мука в былых событиях… Глаза сирени так аметистовы… Сирены, с хохотом, на маргаритки Легко упали и сказки начали. Позабывали мы о нашей пытке… Твои

глазенки во тьме маячили…

1910. Январь

Маленькая диссона

Да, вспоминай, как ты бродила Лениво грубым шагом в долы, Как тупо над рекой сидела, Дыша уродливо-устало. И если вспомнишь это лето, Его стесняющие латы, Поймешь, что часто позолота — Как монумент аэролита.

1909. Декабрь…

Ах, автор…

Она ли взяла меня? Я ли? Забылось: давно ведь: забылось. Но кто-то играл на рояле; Я вспомнил рояль, — и забилось Былым мое сердце… Дыханье Вдруг стало и жарче, и суше… Я вспомнил ее колыханье… Мнет нервно она мои уши… И стиснула зубы… И губы Сжимает своими губами… Ах, автор! Бесстыдно и грубо Плясать кэк-уок над гробами.

1909. Декабрь

Знать это надо ли?…

Сбываются грезы лазоревые, Сбываются майские сны, И, снова восторг раззадоривая, Дарят упоенье весны. Даль — сказка волшебно олунена, Танцует незримый прибой, Все веет палитрою Бунина, Как северный май голубой. В чем счастье? Но знать, это надо ли? — Мы счастливы тем, что живем, И чувства в восторге запрядали, А мы их поем да поем.

1909

Или мне показалось то…

Сколько горя, и злобы, и жалости, Если дерзко при встрече кричать — Этих женщин вульгарные шалости И проспектный, чудовищный чад. Вот сейчас (или мне показалось то?), Оттянув подбородком вуаль, В красной шубке сказала: «Пожалуйста — Если Вам золотого не жаль…» А глаза — точно вялые финики, На устах утомленный сарказм… — Эй, прохожие, изверги, циники, Слезопийцы, убили бы разом… Иссосали, расхитили женщину И швырнули, глумясь, на панель… — «Не впадайте, милсдарь, в декадентщину», — На ходу проворчала шинель.

1909. Декабрь

Оредеж

Скала молчит. Ответам нет вопроса…

Валерий Брюсов

О, швейцарец обрусевший, — о, Оредеж! Ты течешь недоуменно, тайно бредишь Об утонченных притоках. Звонок, тонок, Ты опошлился от ласки рек-чухонок. Ты, альфонс России дряхлой, чисто вымыт И прилизан, и причесан. Серый климат Отражается опасно на здоровье… Хмуришь ты свои леса, как чернобровье: Так все дико, так все странно чужеводцу. Мужики к тебе приходят, как… к колодцу. Господа к тебе приходят, как… к вертепу. Розе Альпов ли отдаться… курослепу?! Да, Оредеж, нам твои красоты чужды: Ведь у нас, великороссов, плоски нужды… Поневоле о Швейцарии ты бредишь, Чуждый нам, как мы тебе, альфонс Оредеж.