Том 2. Поэзоантракт

Северянин Игорь Васильевич

Гатчинская мельница

Неумолчный шум плотины; Пена с зеленью в отливе; Камни — в ласке теплой тины; Ива, жмущаяся к иве; Государя домик низкий — Пункт во дни его охоты — Спит у быстрой речки близкой, Мрачно хмурясь отчего-то; Историческое зданье Над рекой стоит убого; Зданье знатно по преданью, Стариною зданье строго. Спеет в холоде крокетус — Диссонанс унынья фону; Добродушно смотрит Термос, Встав на ржавую колонну. Не в сверкающем чертоге Он поставлен, — у плотины На проселочной дороге, Встарь, во дни Екатерины; Вея прошлым, бюст чугунный Выделяется в ракитах; Он причудлив ночью лунной В ветвях, инеем повитых. В старой мельнице колеса Воду пенят равнодушно. Здесь рождаются вопросы, В

голове теснятся дружно. Здесь, где все так элегично, Так пустынно, одичало, Мысль с природой гармонична, И для отдыха — причалы; Здесь, где веяньем культуры Не всколышены ракиты, Где избушки дремлют, хмуры, Здесь идеи не убиты. Приходи, усталый духом Брат, изверившийся в счастье, И лови здесь чутким слухом В шуме вод слова участья; Приходи, ослабший верой В солнце, в утренние зори, Приходи и вникни в серый Колорит — целитель горя. Исцелишься от кручины, Наберешься сил счастливых Под глубокий шум плотины, Под напевы ив тоскливых.

1907

По владениям кучума

На Урале

Чернозем сменился степью, Необъятною для взора; Вдалеке синеют цепью Разновидной формы горы. Все покрыты травкой свежей Скаты древнего Урала; Взглянешь вправо, влево — те же Содержатели металла. Много речек и потоков Вдоль по скатам вниз стремятся, Средь деревьев и порогов Воды их в горах теснятся. Там покрытые хвоею Появились пихты, ели, И одеждою седою Кедры-старцы засерели. Горы круче, горы выше; А в горах теснятся робко, Льются речки; вправо ближе Александровская сопка. Неуклюжей пирамидой, С виду пасмурной и темной, Лесом изредка покрытой, Сопка кажется огромной. Вот и воды Сыростана Миновали мы два раза, Там бледнеет гладь Атляна, А за ней простор Миаса. Вот Ильменские отроги, Пресноводные озера, Те же реки, те ж пороги, Те ж долины, те же горы.

1908. Порт-Дальний

Около Иртыша

Местность вкруг уныла, скучна: Тундра, кочки и болота — Перед взором безотлучны… Жизнь без шума, без заботы. Я завидую той жизни Средь глуши в уединеньи: Здесь не слышно укоризны, Злого слова, оскорбленья. Нет здесь лжи несправедливой, Нет здесь зависти и злобы, В этой тундре молчаливой Веет прелестью особой. Едем дальше. Вечереет. Средь прибрежного камыша Плавно льются и чернеют Воды мутного Иртыша. Я смотрю на эти воды, Что текут, как будто, в мире — Воды взяли воеводу, Победителя Сибири. Я смотрю, припоминая Славный облик атамана, Что фантазия, играя, Создает в фате тумана. Уж Иртыш остался сзади, Уж тайга сменила тундру, Спит природа вся в прохладе; Через Обь поедем к утру. Вкруг тайга мрачна, угрюма. Поезд наш ползет лениво. Царство, бывшее Кучума, Живописно и красиво.

1903. Порт-Дальний

Озеро Байкал

Зеленая вода в высоких берегах, И берега вокруг, подернутые мглою. Вершины темных гор виднеются в снегах И грозно высятся над чистою водою. Какой кругом простор! Какая ширина! Как воздух чист и свеж! как озеро спокойно! Какая мертвая, холодная весна! Как дышится легко! Как сердце бьется стройно! Святое море спит… Воды зеркальна гладь; Местами только лед покоится на водах; Не может сразу взор картины всей обнять, И даль теряется вдали на неба сводах. А в горах глухо ветр порывисто гудит; Тоскливый шум его в ущельях замирает; В прозрачном воздухе Святое море спит; При солнце северном гладь озера сверкает.

1903. Июнь

Порт-Дальний

Ночная прогулка

(эскиз)

Прозрачный небосклон далекого Востока Сменяет ночи тьма, мертвя собой жару. Я шляпу легкую и плащ с собой беру, Дышу прохладою живительной глубоко. Вдоль улиц города, среди китайских фанз, Коттэджей в зелени, залитых ярким светом, Иду вперед, и родины приветом Меня

дарит знакомый мне романс. А вкруг клокочет жизнь: гуляют пешеходы; И рикши грязные, согнувшись до горба, Бегут рысцой; шумят залива воды; Да где-то вдалеке с тоской скрипит арба.

1906

Сириус

(интродукция)

Ты, человек, клянущий небеса, Клянущий землю, плаху вечной казни, Пойми меня; о, что за чудеса — Снега — снега — снега… И гасни… гасни…

Из цикла «Сириус»

(второй сонетныи вариант)

Я пристаю на легком корабле К планете льда, сверкательной как сабли. Что пред моим судном все дирижабли, Созданья рук живущих на земле? Какой мороз! Тому, кто жил в тепле, Не вытерпеть брильянтовых иголок, Но я рожден на севере — я колок, Как сам мороз, запрятанный в игле. Встречает ночь, — светла и голуба, — Там ночь всегда, там солнце не знакомо… Я познаю, что я теперь лишь дома… Я рад, я горд. Прощай, земля-раба. Я превращу теперь в ничто корабль, Моим безумьям верный дирижабль.

1909. Декабрь

Из цикла «Сириус»

На Сириусе

Снега — снега… Снега — снега — снега… На них растет так тихо-тихо замок. Иду, иду… Чуть звякает нога… Сапфирный тон чуть льется из-за рамок. Какая тишь! Какая пустота! За залом зал сияние немое… О, лишь в таком палаццо Простота Достойна жить, себя безлюдьем моя!.. За залом зал меня рисует пол, — Он золотисто-зеркально опалов. Мой шаг земной тут легок, как Эол, И каблуки звенят, как тост бокалов. Иду, иду… Чуть звякает нога. Снега — снега… Снега — снега — снега…

1909. Декабрь

Муза

Волнистый сон лунящегося моря. Мистическое око плоской камбалы. Плывет луна, загадочно дозоря Зеленовато-бледный лик сомнамбулы. У старых шхун целует дно медуза, Качель волны баюкает кораблики, Ко мне во фьорд везет на бриге Муза Прозрачно-перламутровые яблоки. В лиловой влаге якорь тонет… Скрип. В испуге колыхнулась пара раковин, Метнулись и застыли стаи рыб, Овин полей зовет и манит в мрак овин. Вот сталью лязгнул бриг о холод скал, И на уступ спустилась Муза облаком. Фиорд вскипел, сердито заплескал И вдруг замолк, смиренный строгим обликом. Она была стройна и высока, Как северянка, бледная и русая, Заткала взор лучистая тоска, Прильнув к груди опаловою бусою. Нет, в Музе нет античной красоты, Но как глаза прекрасны и приветливы! В ее словах — намеки и мечты, Ее движенья девственно-кокетливы. Она коснулась ласково чела Устами чуть холодными и строгими И яблоки мне сыпать начала Вдохновлена созвездьями высокими. К лицу прижав лицо, вся — шорох струй, Запела мне полярную балладу… О Муза, Муза, чаще мне даруй Свою неуловимую руладу. И яблоко за яблоком к устам, К моим устам любовно подносила. По всем полям, по скалам и кустам Задвигалась непознанная сила. Везде заколыхались голоса, И вскоре в мощный гимн они окрепли: Запело все — и море, и леса, И даже угольки в костровом пепле. А утром встал, под вдохновенья гром, Певец снегов с обманчивой постели, Запечатлев внимательным пером Виденья грез в изысканной пастэли.

1909. Октябрь

«Она осчастливить его захотела…»

(повесть)

Любовь к женщине! Какая бездна тайны!

Какое наслаждение и какое острое, сладкое сострадание!

А. Куприн («Поединок»)

1

Художник Эльдорэ почувствовал — солнце Вошло в его сердце высоко; и ярко Светило и грело остывшую душу; Душа согревалась, ей делалось жарко.

2

Раздвинулись грани вселенной, а воздух Вдруг сделался легче, свободней и чище… И все-то в глазах его вдруг просветлело: И небо, и люди, и жизнь, и жилище…

3

Напротив него жила женщина… Страстью Дышало лицо ее; молодость тела Сулила блаженство, восторги, усладу… Она осчастливить его захотела…

4

Пропитанным страсти немеркнущим светом, Взглянула лишь раз на него она взором, И вспыхнули в юноше страсти желанья, И чувства восторгов просить стали хором.